Завтра ты умрешь
Шрифт:
– Ничего, – успокоил ее журналист. – Но ваша мнимая смерть наводит на крамольные мысли. На сколько вы были застрахованы?
– На сколько? – Ксения изумленно приоткрыла рот, прищурилась, словно стараясь прочесть на лице собеседника какую-нибудь подсказку, и вдруг, откинувшись на спинку стула, истерично рассмеялась. Ее смех резко выделился в общем шуме голосов, наполнившем помещение кафе, и на них стали оборачиваться. Ника сидела, как на иголках, Ярослав был озадачен.
– Я вообще не была застрахована! – отдышавшись,
И, по-вашему, он бы официально лишился жены ради удовольствия попасть к ним под колпак?!
– Тогда зачем все это разыграно? – Ника чувствовала себя так, будто ей надавали оплеух. Банкирша была абсолютно права, но… В таком случае ее смерть лишалась смысла.
– Есть чудесный ответ, эксклюзивно для вас, – сообщила Ксения, открывая пудреницу и изящно касаясь крыльев носа пуховкой. – Не ваше дело.
– Тогда у меня есть чудесный вопрос, и только для вас. – Лицо Ярослава стало очень серьезным, даже злым. Подруга еще не видела его таким. – Вы психически нормальны?
– Да! – легко ответила Ксения, продолжая любоваться собой в зеркальце пудреницы. – Насколько вообще можно быть нормальной в наше время.
– И вы пять лет добровольно разыгрывали душевнобольную? А Генрих Петрович изображал, что лечит вас? А ваш муж – что скрывает от знакомых факт болезни жены? И в этом фарсе замешаны десятки людей, которых вы морочили с завидной последовательностью, пока не похоронили несчастную сумасшедшую банкиршу?
Громко хлопнув золотой крышкой пудреницы, Ксения с самым безмятежным видом подтвердила:
– Верно. Вы очень эффектно рассказываете, так что даже стало интересно. А ведь признаюсь, эта история давно мне надоела до тошноты… Ну я пойду.
– Никуда вы не пойдете, – Ярослав произнес это, не повышая голоса, но очень твердо, так что женщина, поднявшаяся было из-за стола, заколебавшись, снова присела:
– Поразительная наглость! Даже интересно, на каком основании вы так со мной говорите? Чего добиваетесь?
– Правды. Зачем вы ломали комедию целых пять лет? Ваши дети знают, что вы нормальны? Что вы живы?
Ксения взглянула на него с деланной жалостью, слегка повела плечами, приоткрыла рот, собираясь что-то сказать, но, как будто резко передумав, махнула рукой. Ника не могла не отметить, что она стала поразительно манерной – в ее поведении появилось нечто преувеличенное, театральное.
– Заботьтесь лучше о своих детях и оставьте в покое чужих. – Ксения обвела взглядом стол и, спохватившись, раскрыла сумочку: –
– Позвольте вас угостить.
– Угостить меня? – по буквам проговорила Ксения и, расхохотавшись, положила на стол деньги. – Нет, это надо еще заслужить. Мне с детства запрещали брать что-нибудь у малознакомых людей.
«Что-то в ней не то, – мучилась Ника, следя за ее наигранно-беззаботными жестами. – Она страшно изменилась! Если бы я верила в оборотней, то могла бы подумать, что это уже не настоящая Ксения, а кто-то, кто… Очень старается за нее сойти!»
– Вот деньги, а вот совет. – Ксения резко прервала смех и склонилась над столиком, гипнотизируя взглядом Ярослава. Нику она, по всей видимости, уже не брала в расчет. – Не лезьте в наши дела и не пытайтесь в них что-то понять. И в любом случае запомните вот что – если начнете рассказывать, что видели меня живой, вас быстренько упекут в дурдом! Считайте, что вам явилось привидение! Я умерла, понятно? Меня на самом деле здесь нет! Считайте, что это шутка!
– Тогда кто лежит вместо вас в гробу? – Ника произнесла эти слова. И ей показалось, что в кафе сразу стало очень тихо, хотя вокруг по-прежнему шумели подвыпившие посетители. – Кого вскрывали, кого Генрих Петрович накачал успокоительным, кто утонул в машине? На кого было выдано свидетельство о смерти? На кусок воздуха? Или это тоже была шутка?
– Вы с ума сошли! – бросила Ксения. Она все еще пыталась сохранять самоуверенный, издевательски-небрежный тон. – Или сойдете, если попытаетесь во всем этом разобраться! Бросьте, говорю вам, и забудьте, что встретили меня!
– А если мы добьемся эксгумации? – Ярослав взял Нику за руку и слегка сжал ее, призывая к спокойствию. Женщину трясла ледяная дрожь, она была близка к обмороку. – По-вашему, это невозможно? А это не так уж трудно сделать.
И тут Ксения произнесла слова, которые никак не могли прозвучать в этом переполненном кафе, в самый обычный вечер будничного дня, среди звона пивных бокалов и выкриков футбольных болельщиков – над стойкой бара в этот миг заработал телевизор.
– Ну и что? Если откроют гроб, там буду лежать я.
И одарив оцепеневших собеседников фальшиво-лучезарной улыбкой, она спокойно развернулась и пошла к выходу, ловко лавируя между столиками, – высокая, изящная, притягательно-женственная, совершенно земная – и, по собственному утверждению, мертвая. Ярослав провожал ее взглядом до самой двери, у Ники не хватило сил даже на это – она закрыла лицо сложенными ладонями и кусала губы, стараясь унять нервную дрожь. Никогда в жизни она не ощущала свое тело таким чужим, непослушным и неудобным. Ее сильно знобило, она не чувствовала ног, и вверх по позвоночнику, к затылку, карабкалась нарастающая, ноющая боль, обещавшая превратиться в ближайшем будущем в затяжную мигрень.