Завтра
Шрифт:
Миную порог её дома и небольшой коридор, в котором над главным входом замечаю праздничный венок из еловых веток и бусин.
Из гостиной доносится приглушённый звук играющего телевизора. Капитолий продолжает оставаться Капитолием, и даже простые телевизионные программы в честь главного праздника отменять никто не собирается.
На кухне то и дело звякает посуда и доносится шум льющейся воды. Значит Сальная Сей уже здесь. Туда мы и идём. У плиты как раз суетится женщина, и даже поначалу не замечает нас. У стола же, я вижу девочку лет десяти, не больше.
– Кассандра, познакомься, это Пит,- говорит Китнисс. Она стягивает с плеч свитер, попутно вешает его на спинку одного из стульев и присаживается на корточки рядом с девочкой. Та с интересом разглядывает меня своими серо-голубыми глазами и делает неуверенный шаг навстречу.
– Кэсси,- поправляет она и по-детски деловито протягивает мне руку.
– Приятно познакомиться, Кэсси,- улыбаюсь я, взаимно пожимая её небольшую ладошку.
– А, Пит, ты вовремя. Можешь помочь со столом в гостиной? А то чёрт знает, когда этот Хеймитч соизволит прийти,- Сей пытает говорить сердито, но в её голосе я точно улавливаю нотки веселья.
– Да, конечно,- с готовностью отвечаю я.
– Вот и славно, Китнисс всё тебе расскажет, а мы пока будем на кухне.
Моя «сопровождающая» согласно кивает и за руку уводит меня в гостиную.
***
Кое-как, совместными мучениями нам всё-таки удалось поставить этот стол. А Хеймитч решил прийти как раз в тот момент, когда всё было почти готово.
Небрежно прошествовав в гостиную, он ухмыльнулся и с шумом поставил две очередные бутылки спиртного (одна из которых как всегда была полна лишь наполовину) на деревянную поверхность стола.
– Какие молодцы, быстро же справляетесь без меня.
Мы одновременно зло посмотрели на ментора, а тот лишь рукой махнул и прошествовал на кухню с неясным бормотанием о чём-то вроде доброго светлого праздника и какого-то крайнего случая.
Пришлось пройти ещё какому-то времени, прежде чем мы все смогли оказаться в гостиной.
На часах в тот момент было уже за десять.
Китнисс устроилась по соседству со мной, а Хеймитч в самом начале стола. Место рядом с Салли, сидящей напротив, пустовало. Спокойно сидеть за столом для неугомонной Кэсси было за пределами возможного. От ёлки она могла отойти только на пару секунд и то для того, чтобы перехватить что-нибудь вкусное со стола.
Времени для скуки никто не находил. Хеймитч то и дело рассказывал какие-то истории в своём духе. Мы вспоминали всё хорошее, плохое, случившееся в убывающем знаменательном для Панема году. Радовались и в каких-то моментах грустили одновременно. Я опускаю глаза и замечаю почти незаметно трясущиеся руки Китнисс, когда речь заходит о погибших близких. Ободряюще сжимаю её ладонь, и девушка в точности повторяет моё действие. Наши взгляды встречаются, и в её серых глазах я улавливаю проблеск надежды и спокойствия.
Всё кажется настолько привычным, обыденным, правильным, что я начинаю привыкать к шуму запущенных салютов и петард за окном, к приглушённой игре новогодних телевизионных передач, к громким восклицаниям Хеймитча и смеху Сальной Сей над его неординарными суждениями и историями, к радостной Кэсси, сидящей у ёлки в самом предвкушении заветного часа, к Лютику, всеми способами старающемуся отгородиться от бесконечного шума, к лёгкой улыбке Китнисс – самой счастливой и невероятной улыбке в мире. Ведь она всегда улыбалась мне с такой добротой и доверием, что сердце трепетало и грозилось выпорхнуть из груди.
Вот и сейчас я стараюсь невзначай поглядывать в сторону девушки и словно специально мучить себя очередным, приятно ноющим, горьковато-сладким чувством в груди, которое приносит почти физическую боль, но вместе с тем и невероятный покой. Не похожие ни на что эмоции, которые просто нельзя спутать.
От мыслей меня отвлекает очередная порция запущенных салютов в центре Дистрикта и шум открывающегося шампанского. Я бросаю быстрый взгляд на часы и с удивлением понимаю, что до полуночи остаётся всего ничего.
Развлекательная программа по телевизору плавно переходит в официальное поздравление Пейлор – новой управляющей всего Панема. Хеймитч торопливо разливает всем шампанского, хотя сам, наверняка, не отказался бы от напитка покрепче. Кэсси тоже подбегает к столу и цепляется за бабушку. Салли улыбается девочке и помогает ей забраться на стул, чтобы «быть на ровне со всеми».
Когда речь президента заканчивается, сменяясь коротким отсчётом до Нового года, Хеймитч издаёт очередной праздничный клич и поднимает полный бокал. Я улыбаюсь, узнавая своего старого ментора, и тоже тянусь за шампанским, когда осознаю, что всё ещё держу Китнисс за руку.
Девушка оборачивается и с обескураженным видом замечает то же самое. Но я не отпускаю её ладонь, а только крепче сжимаю в своей.
Хеймитч уже вовсю говорит свои поздравления, а мы так и не двигаемся с места. Я понимаю, что должен сделать, но не знаю смогу ли. Приступов не было давно, но запрет на них никто не ставил.
Когда Китнисс свободной рукой привычно тянется к волосам, я перехватываю её движение и сам откидываю длинные тёмные локоны ей за спину. Отсчёт сменяется гимном Панема, но знакомая мелодия, как и мысли, напрочь путается и забывается в голове, когда я чувствую привычные мягкие губы Китнисс на своих губах.
Сердце почти болезненно пропускает удар, а потом с нарастающей силой начинает отбивать нечеловеческий ритм и шум его напрочь заглушает грохотание праздничных салютов.
Я ничего не ощущаю кроме головокружения и мягкого притяжения, которое ощущал почти всегда, невзначай прикасаясь к Китнисс. Сейчас это кажется иначе.
Чувствую её руки, крепко обвивающие меня за шею, словно не желая отпускать.
Всего лишь мягкое прикосновение губ по-настоящему вынуждает меня забыться, а мысль о том, что я могу целовать Китнисс, не боясь приступов, вселяет невероятную надежду и заполняет пустующую дыру в груди теплом и доверием.