Завтра
Шрифт:
К очередному разговору мы с Хеймитчем так и не прибегали, но, может быть, это и к лучшему. Зато беседы с доктором Аврелием никто не отменял. Только вот общаться мы стали намного реже, так как теперь у доктора появилась ещё одна немаловажная забота – Китнисс. Как-то заменив ей в хлам испорченный телефонный провод, я сказал, что теперь девушка чаще сможет созваниваться с мамой. Однако про врачей из Капитолия упоминать не стал.
Ведь я уже однажды послушался её совета, не с первого раза, правда, избавившись от привычки рисования на
На календаре тридцатое декабря. Я стою напротив окна, опершись руками о широкий подоконник. Бесконечный снегопад на улицах Дистрикта только подпитывает это скорейшее предновогоднее настроение. Я с улыбкой наблюдаю за тем, как старательно расчищает дорожку перед своим домом, Хеймитч. Пусть лопата жутко неудобная, щёки раскраснелись от мороза, и убирать снег во время снегопада немного глупо – на его губах тоже виднеется подобие улыбки. Ментор, кажется, не замечает меня, с головой погружённый в работу.
На ступенях его дома сидит Салли, зябко кутаясь в шерстяной платок. Она что-то увлечённо рассказывает и смеётся, из-за чего, кажется гораздо моложе своих лет.
– Что ты там увидел?
Я оборачиваюсь на знакомый голос и сразу же замечаю Китнисс, неторопливо шествующую вниз по лестнице. В руках она несёт целую стопку старых книг, альбомов и рисунков, скопившихся за это недолгое время. Она оказывается такой высокой, что девушке приходится наклонять голову в бок, чтобы увидеть меня. Поспешно отрываюсь от окна и иду в её сторону, чтобы забрать часть нужной макулатуры.
– Кое-что явно необычное,- улыбаясь, отвечаю я и кладу книги на кофейный столик перед диваном. Затем помогаю Китнисс сделать то же самое.
– Очень интересно,- отзывается она, оборачиваясь к окну.- Я быстро наверх, нужно ещё кое-что захватить, а потом обязательно посмотрю, что интересного ты там нашёл.
Она дарит мне быструю улыбку, отряхивает руки от книжной пыли и быстро поднимается на второй этаж.
Я присаживаюсь на спинку дивана и беру в руки новую, по сравнению с другими, книгу памяти.
Медленно листаю страницу за страницей, на которых то и дело мелькают фотографии. Я отчётливо помню, как каждая из них оказалась здесь. Это тоже своеобразная память: загнутые уголки страниц на более важных записях, мои старые рисунки, (я искренне не хотел, чтобы они оказались в этой книге, в отличие от Китнисс) которые теперь компромиссно, аккуратной стопкой лежат в самом конце, неудавшийся рисунок Китнисс, когда та битый час пыталась нарисовать неугомонного Лютика. В конце концов, девушка захотела вырвать не увенчавшееся успехом творение, но я вовремя её остановил – на ошибках учатся.
Улыбка моментально слетает с губ, когда я переворачиваю очередную страницу.
Сердце сжимается, и я нерешительно провожу ладонью по шершавой и сморщенной от пролитых слёз, странице с фотографией маленькой Прим.
Печальные мысли рассеиваются как туман на ветру, когда по всему дому разносится
– Это доктор Аврелий! Возьми трубку, Пит, я сейчас спущусь,- доносится приглушённый голос Китнисс с верхнего этажа.
Откладываю книгу в сторону и подхожу к телефону.
– Слушаю.
Образуется небольшая пауза, которая перерастает в натянутое молчание.
– Кхм, доктор Аврелий, это Пит. Вы не могли бы подождать Китнисс пару минут?
Ответа снова не следует и когда мне уже начинает казаться, что связь нечаянным образом оборвалась, на другом конце проводе раздаётся знакомый мужской голос.
– Пит,- задумчиво произносит Гейл. Я ненадолго отвожу трубку в сторону и захожусь в лёгком кашле, оставшемся после болезни. За эти каких-то пару секунд успеваю подумать о далёком «кузене» Китнисс, об их разговоре и о том, как же везёт мне в последнее время.- Не ожидал тебя услышать, пусть и давно хотел пообщаться.
Оборачиваюсь в сторону лестницы, чтобы убедиться, не видно ли поблизости Китнисс.
– Ну, думаю, у нас есть пару минут.
Гейл тяжело вздыхает, и я понимаю, как тяжело ему говорит о ней со мной.
– Я хотел… хотел извиниться и сказать спасибо,- в его голосе сквозит нескрываемая обида. При этом я понимаю, что он приносит искреннюю благодарность.- Не знаю, прислушивался ли ты к моим словам, или же сам решил не бросать её, но в любом случае, сейчас всё в порядке.
– Откуда же тебе знать?- сощурив глаза и опершись рукой о телефонную тумбочку, спрашиваю я.
– Мне достаточно поговорить с ней.
Коротко качаю головой, слегка наклонив её, будто бы Гейл сейчас стоит прямо передо мной.
– Тебе не передо мной извиняться нужно.
– Я думал, ей уже лучше…
– Чушь,- тут же отзываюсь я, вспоминая заплаканную фотографию Прим.- Ну, то есть, да, Китнисс стала выходить из дома, общаться с людьми… но это не меняет её отношения к смерти сестры,- сдавленно произношу я.
Гейл решает промолчать, и я принимаю это, как согласие. Хоторн словно хочет что-то сказать, но никак не решается.
– Она простит тебя, Гейл. Ты приедешь, и со временем это забудется само собой.
Всё внутри меня так и протестует этому, но я никогда не думал только о себе. Не думаю и сейчас. Китнисс скучает по родным, и я не могу этого отрицать.
Но проходит всего пару секунд, прежде чем Гейл начинает говорить. Уверенно, непоколебимо – словно готовил речь заранее много дней.
– Нет. Я не вернусь в двенадцатый. Рана слишком глубокая. И Китнисс не из таких людей, которые прощают сразу. А я не смогу жить с этим грузом на душе всю жизнь. Ловить на себе её мимолётный осуждающий взгляд, чувствовать холод и слышать крики по ночам.- Гейл быстро выдыхает, словно вместе со словами, лишает себя ещё и внутренних терзаний.- Я не могу уберечь её от этого. Как и не могу стереть из памяти смерть Прим. Я виноват и я должен…