Завтрашний ветер
Шрифт:
— Снимаю. А к тебе вот какая просьба: добеги, пожалуйста, в гостиницу, найди кого-нибудь из нашей киногруппы и скажи: режиссёр просил принести его вещи.
Я сорвался с крыльца и побежал к гостинице.
…Я никогда не думал, что у нас в посёлке столько ребят: вся площадь перед гостиницей была полна мальчишек. Я стал продираться сквозь толпу ко входу, и на меня сейчас же завопили:
— Сыч, куда вперёд всех лезешь?
— Уже набрали обе команды. Опоздал.
— Он небось царские деньги не все подобрал!
— Да
Я еле пробился к дверям.
Там стоял наш поселковый милиционер Агафонов. Сняв фуражку, он утирал потное лицо носовым платком.
— А ты куда ещё?! — Он ухватил меня за ворот.
— Режиссёр велел, — пробормотал я, приоткрывая тяжёлую дверь в гостиницу.
— Сыч в кино сниматься лезет! — загалдели ребята на площади. — В самой заглавной роли! Гоните его!
— Поворачивай-ка, — сказал милиционер. — Поздно пришёл.
— Пустите. Я за вещами. Мне режиссёр велел. Владилен Алексеевич.
— Никого не знаю. Вертай до дому!
Тут я ухитрился снова отворить дверь и заметил в полумраке вестибюля ту самую тётку с папиросами, которая прибегала на берег со складным стулом. Она о чём- то разговаривала не с кем-нибудь, а с Наташкой Познанской. Вокруг стояли уже отобранные счастливчики для футбола.
— Эй, тётка! — закричал я изо всех сил. — Меня Владилен Алексеевич прислал!
Она оглянулась и велела милиционеру пропустить меня.
…Минут через пятнадцать я вышел из гостиницы, шагая впереди тётки и высокого лысого, который нёс два красивых’’ чемодана. Я показывал дорогу к дому и нёс в руке белую кепку режиссёра.
Толпа мальчишек расступилась перед нами в полной тишине.
Глава 8
История клада
Вот так и случилось, что у нас в доме стал жить постоялец. Владилен Алексеевич. Кинорежиссёр.
В первый же вечер он попросил поставить ему стол в саду над самой кручей. Мать отнесла столик с веранды, я потащил табурет, а сам Владилен Алексеевич понёс туда керосиновую лампу и свой складной стул и по дороге чуть было не свалился, наверное споткнулся об корень.
Было уже совсем темно. А он почему-то уселся там, над кручей, а не на веранде пить чай. Да ещё попросил мать сесть рядом и велел рассказывать свою жизнь.
Мать очень удивилась.
И я тоже. Я стоял в сторонке под грушей.
Мать сказала:
— Я никому про свою жизнь ещё не говорила.
— А мне расскажете. Мне все последнее время рассказывают свою жизнь. И вы бы рано или поздно рассказали. Рассказывайте сейчас.
Мать ещё больше удивилась и крикнула:
— Валерка, поди принеси
Я сам бы ни за что не ушёл, потому что каждому интересно послушать, как его мать про свою жизнь рассказывать станет, да понадобился ей этот чай!
Я скорей побежал к дому.
Чайник был в летней кухне, и в нём уже не было кипятка!
Я налил в него воды, пошёл в дом и поставил на электроплитку. Так возни меньше, хоть мать и ругается, когда летом плитку включаю: за электричество платить надо, а дров на реке сколько хочешь наловить можно.
Чайник нагревался медленно.
О чём они там говорят? Рассказывает мать свою жизнь или нет? Длинный сегодня был день, может быть, самый длинный за всю жизнь, а самое интересное я зеваю…
Тут я сообразил, что чайник и без меня закипеть может, вышел из дому, спустился с крыльца и потихоньку прокрался вдоль плетня туда, где сквозь тёмные листья над кручей светилась лампа и слышался голос матери…
Но она совсем не рассказывала свою жизнь! Она плакала и всё повторяла, поправляя платок на голове:
— Теперь до самой смерти надсмехаться будут! До самой смерти!
— Да… — тихо сказал Владилен Алексеевич. — Всё-таки не простая вещь эти деньги-бумажки…
Я сразу понял, о каких деньгах они разговаривают, и насторожился. А мать уже продолжала, всхлипывая:
— Тогда, после фашиста, в сорок шестом ведь разор был и голод, да вы сами знаете, грамотный… Я на железной дороге киркой и ломом работала, шпалы меняли, рельсы, Я ещё совсем девушка была, руки робели тяжёлой работы, да надо было кормиться — ни отца-матери, ни родных…
И тут мать рассказала про то, как она один раз весной стала сажать картошку возле покинутого дома, где жил стрелочник. Когда она копала лопатой, наткнулась на что-то твёрдое. Она думала, что это большой камень, а потом оказалось — железная коробка. Мать её выкопала, сунула под телогрейку, а после зашла в пустой домик и там её раскрыла. И увидала целый денежный клад!
Режиссёр спросил:
— Сколько же всего было денег?
Мать высморкалась и ответила, что было сто бумажек по двадцать пять рублей царскими деньгами.
— В самом деле, обидно, — весело сказал Владилен Алексеевич, — раз в жизни найти такой клад, и весь он уже ничего не стоит!
— Да я это знала! — загорячилась мать. — Знала, что пустые бумажки, да выбросить, глупая, пожалела… И лежали б себе на чердаке! И лежали б! Да вот Валерка — разрази его гром! — опозорил, осрамил на весь свет, люди в глаза смеются…
— Кстати, — перебил её Владилен Алексеевич. — Я всё хочу спросить — у вас что, кроме Саши, есть ещё и второй сын — Валера? А то я что-то путаюсь…