«Зайцем» на Парнас
Шрифт:
Горький не отказал. Месяц спустя меня вызвали в особняк на Малую Никитскую и вручили от его имени новый черный костюм, желтые ботинки, деньги. Кроме того, секретарь передал мне совет Горького — серьезно заняться учением.
Совет я пропустил мимо ушей, а подарок мне пришелся по вкусу. «Пофартило». Познание мира, смысла жизни давалось мне медленно.
Погоня за славой
В детстве я думал, что всех писателей можно пересчитать по пальцам: Пушкин, Лермонтов, Загоскин и тот, который сочинил букварь, — фамилии его я почему-то нигде не встречал. Я и мысли не допускал, что на свете есть писатели никому не известные.
Мальчишкой попав в библиотеку, я прямо испугался огромного количества книг на полках — скольких, оказывается, великих людей я не знал. Когда страсть к сочинительству толкнула меня в литературу, я по-прежнему был убежден, что главное — напечататься, а там обо мне сразу напишут газеты, и уличные прохожие начнут тыкать в меня пальцем.
Оба номера альманаха «Вчера и сегодня» действительно привлекли внимание столичной прессы: многие газеты и журналы поместили о нем похвальные отзывы. Я не удивился и только с жадностью проглатывал все, что было написано обо мне. «Карапета» называли лучшим рассказом в сборнике. Значит, надо больше писать, и я поймаю золотую муху славы.
Мы — инициативная группа альманаха — с воодушевлением стали готовить третий номер. Неожиданно нас вызвал секретарь Оргкомитета советских писателей Прудаков — «Дима Пузатый», как мы его называли между собой.
— Ого, братва, как с нами стали считаться, — сказал Петька Дятлюк. — На творческую встречу пригласили. Чего б это? Может, всех скопом хотят принять в члены?
Мы побрились, наваксили ботинки и в кабинет оргкомитетовского особняка вошли именинниками.
Впервые нас принимал один из руководителей советской литературы. Прудаков, здоровенный, с тройным подбородком, сидел за огромным письменным столом черного дерева. Пол в кабинете был паркетный, застланный цветистыми коврами, мебель тяжелая, кожаная, люстра вся в хрустале и бронзе.
— Садитесь, ребята, — пригласил Прудаков, показывая на мягкие стулья. — В ногах правды нету.
— Закурить можно? — спросил Илья Медяков.
— Что с вами поделаешь? Смолите.
Мы все зачиркали спичками. С папиросой в зубах каждый почувствовал себя настоящим писателем.
Прудаков откинулся в кожаном кресле, расстегнул пуговицу френча на толстенном животе, насмешливо и весело оглядел нас заплывшими глазками в припухших веках.
— Вы что же это, ребята, хотите создать особую ассоциацию блатных писателей СССР? — Он сделал значительную паузу. — Тогда, может, дать свой альманах и бывшим ассенизаторам? Безработным? Третий номерок собирают!
От удивления мы стали давиться табачным дымом. Ша: в чем дело? Почему издевочка в тоне?
— Что такое альманах «Вчера и сегодня»? — продолжал Прудаков. — Явление в литературе? Новый шаг? Просто интересная заявка, потому в прессе и похвалили. Целый табун молодняка из шпаны… полез в паны. Конечно, дело невиданное ни в каких Европах и Америках. Вот Оргкомитет писателей и помог вам, тиснул пару номерков. Чтобы прощупать способных. Такие есть у вас, не будем на это закрывать глаза. Есть. Медяков издал книжечку. У Авдеева «Советская литература» приняла повесть. Подрастают Дремов, Разживин, Замятин. Ну, а теперь довольно уж вам прибедняться, пора переходить в настоящую, большую литературу. Журналов, газет, издательств у нас хватает, двери для всех открыты… да вы и не из тех робких, которые боятся дверных замков.
Вот это Дима Пузатый «поприветствовал именинников»! Выходит, мы еще не настоящие писатели, а печатали нас и хвалили только из поощрения? Мы-то, рабы божие, считали, что Оргкомитет писателей хочет ускорить выпуск третьего номера альманаха, и захватили папку с новым материалом.
Илья Медяков решительно сунул окурок папиросы в пепельницу.
— Нам, Дмитрий Пантелеич, нельзя без своего органа, — сказал он. — Редакции от нас воротят носы. Сколько я таскал туда стихов! Мешок. Ответ один: «Опять про беспризорников?» И смеются. Спросите у Авдеева, ему тоже все рассказы возвращают, как по конвейеру. Для нас альманах единственная отдушина и если…
— Нашли отдушину: жулье воспевать, — перебил Прудаков и погладил свою розовую, гладко выбритую лысую голову, похожую на огромную малину, присыпанную сахарной пудрой.
— Да разве мы воспеваем жулье? — вырвалось у меня.
— Про кого ж вы пишете? — повернулся ко мне Прудаков. — Про ударников, что ли? Или про героев гражданской войны?
— И про ударников пишем, Дмитрий Пантелеич, — подхватил Медяков и вытряхнул из папки целую кипу пестрых листков, исписанных в рифму, растрепанных пятикопеечных тетрадок с рассказами. — Вот. Творчество новых талантов! Ребята из бывших уголовников становятся ударниками труда, в армии служат, грызут, гранит науки. Ярко отображают свое воровское «вчера», но упор делают на трудовом «сегодня». Знаете, какой авторитет у нашего альманаха? О-го-го! Посмотрите из лагеря какое письмо…
Толстые губы Прудакова покривились:
— Может, ты мне еще от сосланных попов письмо покажешь? Иль от бывших князей Рюриков? Что вы, ребята, все за высосанную сиську цепляетесь? Нашли авторитет: письмо лагерника! Это если бы тебе командарм Блюхер написал… академик Отто Шмидт. А то жулик какой-то. Отброс эпохи.
Здоровенной пухлой рукой он отодвинул рукописи, будто сметая со стола.
— Короче, вот что. Кто хочет писать — становись в общий литературный строй. Есть талант — выдюжишь. Нету? Богадельню открывать для вас не будем. Вот. И давайте без разговорчиков.
После этого мы сидели тихо, как запечатанные в конверт. Может, Дима Пузатый и нас считал отбросами эпохи?
— На этом и закруглимся, — закончил Прудаков прием. — Пора вам, ребята, свежим социалистическим воздухом дышать, а не держать носы в затхлых отдушинах. Пишите на актуальные темы: про заводы, про колхозы, про машинно-тракторные станции, вот вас и будут печатать. Ясно? Вашу ж альманаховскую лавочку мы закрываем.
Из Оргкомитета мы вышли расслабленным шагом, будто отсидели ноги.
— Устроил нам Дима Пузатый творческую баню с веничком.
— Максим Горький открыл всем «бывшим» ворота в литературу, а Оргкомитет писателей тут же подсунул бревно на дорогу.
Задирая на каждого из нас дула ноздрей маленького вздернутого носа, Петька Дятлюк обиженно бормотал:
— Талантов у нас нету! Знахарь! Помните, как нас «Вечерняя Москва» расхвалила? Иль Дима Пузатый знает больше, чем «Вечерняя Москва»? Раскомандовался! Определять спрос на книжку должны читатели, а не начальники. Альманах наш весь разошелся, найди хоть экземпляр где на прилавке.