Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
За что тут же получил от ротмистра исподтишка удар локтем под ребра.
Кот попыток просвещения аборигенов не делал, но взгляд у него бы-ы-ыл...
Когда путники выдохлись окончательно и замолчали, внимательно слушавшие их «големы» (теперь они представляли собой Кавардовского и Жорку) дружно кивнули и заявили хором:
– Спасибо.
– Научились! – ахнула Валя.
* * *
– Да мы же расшибемся тут напрочь! От высветившегося
– Не следует опасаться повреждения конечностей... – Абориген, представлявший теперь огромного, ростом почти с человека Шаляпина (дошло же наконец, что кот совсем не часть Валиного организма, а самостоятельный индивидуум!), забавно разевая клыкастую пасть, снова пустился в свои путаные и туманные объяснения.
– Да что его слушать! Не понимает ни хрена, образина пластилиновая!
– Господин Александре! – Чебриков укоризненно показал глазами на Валю.
– Переживет! – отмахнулся Николай. – Переломаем себе ноги, и куда дальше? Подыхать там? А если попадется второй «холодильник»?
– Не волнуйтесь, пожалуйста.
– Заткнись!!!
– Ладно, Николай Ильич, прекратите истерику, нужно рискнуть...
– Молчали бы, рисковый вы наш!.. – Александров кипел, шипел и пузырился от праведного гнева. – Не могут, что ли, на этой байде, – он топнул подошвой по даже не шелохнувшейся палубе, – до Бергланда добросить? Да им раз плюнуть при такой скорости!
– Замолчи, Коля!
– Не волнуйтесь, – вмешался «голем», торопливо превращающийся в Валю, Валиным жестом прикасаясь к рукаву милиционера.
– А пошел ты!
Чебриков, сидевший на корточках перед пламенным обручем, поднялся.
– Довольно спорить, господа. Нужно идти. Я думаю, что первыми пройдем, как наиболее подготовленные, мы с господином Александровым. – Кивок все еще кипятившемуся Николаю. – Высота не такая большая, ноги поломаем вряд ли... Вам доводилось прыгать с парашютом?
– В армии, – понемногу отходил капитан, чувствуя, что Петр Андреевич что-то придумал.
– Замечательно! – удовлетворенно хлопнул в ладоши ротмистр. – Приземляемся сгруппировавшись, тут же растягиваем что-нибудь, скажем... э-э... Вот эту куртку.
– Понял! Только лучше не куртку, а...
– Не волнуйтесь, – попытался вмешаться «голем», снова став Чебриковым. – Все будет замечательно!
– Замечательно так замечательно. Тогда я прыгаю. Вы за мной, Николай Ильич, не забудьте! Потом Валя, Кавардовский (ноги ему тоже свяжите, на всякий случай), Шаляпин... Ну, это как придется... Замыкает господин Конькевич. Кто-нибудь еще не желает к нам присоединиться?
– Не волнуйтесь! – ответил за всех «големов» самый продвинутый, снова в кого-то превращаясь, причем всем без исключения присутствующим показалось, что он ехидно улыбается.
22
– Ну и как? – донесся до Николая голос ротмистра, когда он наконец обрел возможность слышать и с горем пополам видеть. – Не ушиблись?
Только что, подняв огромный столб брызг пополам с тиной и грязью, Александров приземлился, вернее приводнился, где-то в центре, как ему показалось, бескрайнего болота, раскинувшегося под серым неприветливым небом.
Тропическим теплом здешний климат явно не отличался, да и до Южного Урала, летнего естественно, ему было явно далеко: капитан сразу же после падения почувствовал, как ледяные струйки проникают сквозь его одежду, обжигая кожу.
– Ступайте сюда, Николай Ильич, – позвал его Чеб-риков, сидевший неподалеку на какой-то кочке, поджав острые колени к подбородку, весь облепленный тиной, словно огромная лягушка. – Тут неглубоко. А то сейчас Валя, неровен час, на голову свалится – выйдет нехорошо. Экие подлецы эти «големы», – пожаловался он, трясясь от холода и подавая Николаю ладонь, чтобы помочь выбраться на относительно сухое место. – Не могли предупредить.
– Да-а... – с помощью ротмистра Николай кое-как угнездился на зыбком возвышении, озирая безрадостную картину, расстилающуюся вокруг. – Козлы технократические.
Поросшее какой-то чахлой растительностью, вроде осоки и камыша, перемежающейся ржавыми проплехьинами открытой воды, болото простиралось насколько хватало взгляда, лишь на горизонте маячило что-то вроде холмов. Куда же подевались горы?
– Вы не находите, Петр Андреевич... – начал было Александров. Но тут в высоте раздался пронзительный визг и что-то, стремительно промелькнув в воздухе, плюхнулось точно во взбаламученное предыдущими падениями место, обдав благодарных зрителей фонтаном вонючей жижи.
Повисла тишина, нарушаемая только неуверенным отфыркиванием вперемежку со всхлипами.
– Валя! – вскрикнули, переглянувшись, офицеры, разом срываясь со своего насеста...
* * *
На более-менее сухое место – поросший хилым осинником островок посреди бескрайних топей – удалось выбраться только к сумеркам.
Летом в этом краю и не пахло, наоборот, судя по трепещущим на пронзительном ветру пунцовым листьям осин, здесь стоял конец сентября, если не октябрь. Проваливаясь местами по пояс, местами скрываясь с головой, промокшие до нитки путешественники, проклиная на чем свет стоит гостеприимных «оборотней» (это определение было самым пристойным из всех, которыми награждали последние несколько часов «големов»), держали курс на зеленый треугольник, непонятным образом появившийся на карте, к которой вроде бы никто, кроме «миропроходцев», на памятном «шмеле» не прикасался.
– Километров двадцать пять будет до этого пункта. – Уставший до чертиков ротмистр, через силу, под благодарными взглядами спутников (даже Кавардовский, приводнившийся головой вниз и сыпавший, вопреки своим аристократическим замашкам, нецензурщиной всю дорогу, здесь не был исключением), кряхтя, набрал охапку какого-то более-менее сухого валежника и запалил костерок, пытаясь теперь отыскать в своем хлюпавшем вещмешке что-нибудь более-менее сухое из провизии. – Может быть, он и там чем-нибудь отмечен? Каким-нибудь обелиском, к примеру.