Зазеркальная империя. Гексалогия

Ерпылев Андрей Юрьевич

* * *

До «муравейника» оказалось еще дальше, чем почудилось вначале. Странное искусственное образование торчало перед глазами, не скрываясь ни за какими самыми высокими деревьями, словно горная вершина, и его истинные размеры, подавляющие воображение, стали понятны только через несколько часов пути.

Взмокшие в непривычной жаре, которая составляла, скорее всего, где-то градусов двадцать – двадцать пять выше нуля, обычных для Южного

Урала летом, путники выбились из сил очень быстро. Отвыкший от кислорода организм каждого из них успел пресытиться и даже отравиться этим жизненно важным химическим элементом, присутствовавшим здесь в изобилии. Ко всему прочему сильно досаждали комары, вернее, не комары, а прямо-таки вампиры, а ноги заплетались в густой траве...

– Все, ребята, я больше не могу! – Валентина, запнувшись в очередной раз о какой-то корень, даже не сделала попытки подняться на ноги, наоборот, через голову стащила скатку крысиной малицы, перевернулась на спину и теперь блаженно лежала на изумрудном ковре с закрытыми глазами, дыша всей грудью, пикантно вздымавшейся под тонкой футболкой. – Куда мы бежим? Куда торопимся?

Ротмистр, пожав плечами, тоже потянул с плеча ремень автомата.

– Привал, я думаю...

Невысказанный вопрос был обращен к Николаю, который только пожал плечами, тоже избавляясь от неудобной ноши. Конькевич уже безо всякой команды сбросил пожитки и теперь суетливо ощипывал кустик необычно ранней и крупной земляники.

– Знаете... э-э... господин интеллигент, – процедил, неприязненно глядя на него, Кавардовский, которого никто не потрудился освободить от ноши («Нечего ему порожняком ходить! – безапелляционно заявил еще у краснознаменцев Александров, когда обсуждали насущный вопрос, куда девать поклажу, с выбытием из строя Владимирыча благодаря хлебосольным аборигенам изрядно увеличившуюся. – Пусть тоже тащит свою долю. Не барин!»). – Не советую, знаете ли... Радиация, прочие мутагенные факторы.

– Вы так думаете? – Жорка, бросив на него настороженный взгляд, теперь испуганно и брезгливо разглядывал лежащие на ладони крупные ягоды, источающие непередаваемый– аромат.

– Да не обращай внимания! – Валя, приподнявшись, сгребла с Жоркиной ладони дары леса и отправила в рот. – Вку-у-сно! Набери еще, а! Да нет на них никакой радиации, – прыснула она, глядя на опасливо вытянувшееся лицо Конькевича. – Это я тебе авторитетно, как медик, говорю!

– Действительно, Георгий, – поддержал ее ротмистр, воспользовавшийся отдыхом, чтобы хорошенько разглядеть в свой маленький чудо-бинокль «муравейник». – Не обращайте вы внимания на этого... На нашего пленника. Это он исключительно из чувства мелкой пакостничества вам советует.

– Серьезно?

– Вот еще, – буркнул Князь, приваливаясь рюкзаком к березе и прикрывая глаза. – Кушайте, кушайте на здоровье.

– А радиации мы и в «холодильнике» хватили мама-не-горюй, Жорка. – Николай тоже сорвал пару ягод и кинул в рот, чувствуя на языке давно, забытое ощущение приятной с кислинкой сладости. – Так что местная земляника тебе уже ничем не повредит...

– Противный! – Валя, дотянувшись, шлепнула милиционера по руке. – Не слушай его, Жорик, он шутит!

– Конечно, шучу.

Трава бесшумно раздвинулась, и на поляну выглянул Шаляпин, к шерсти на морде которого прилипло перышко какой-то неосторожной птички. Кот настороженно оглядел всех, будто пересчитал, сузив зрачки, задержал взгляд на Кавардовском и скрылся снова по своим не терпящим отлагательства делам.

– Видите: и кот свидетельствует, что тут все в порядке, – заявил Чебриков, опуская бинокль. – С экологией, конечно.

* * *

– Вот это махина-а-а!

«Муравейник», возвышавшийся в каких-то паре-тройке километров, теперь казался забытой среди болотного мха бабкой-ягодницей корзинкой необычной формы, причем вместо мха, как вы сами понимаете, был лес. Трубы, прозрачные и непрозрачные, стекаясь к нему со всех сторон, оплетали сооружение, превращая его не то в некое подобие чудовищного самогонного аппарата, не то во что-то медицинско-научное. Мириады же летающих объектов, парящих на месте или целеустремленно несущихся по своим делам, наводили на не слишком аппетитные ассоциации.

Путешественники остановились на склоне поросшего лесом холма, плавно спускающемся к изумрудно-зеленой низинке, и беспечно предавались отдыху, причем каких-либо тревожных мыслей фантасмагорическое соседство навевало не более чем какая-нибудь стиральная машина или тот же самогонный аппарат. То же механическое равнодушие и полная индифферентность.

Гора родила мышь.

«Миропроходцы», судя по расстеленной теперь на траве карте, по которой, оживленно споря, водили пальцами мужчины (естественно, свободные мужчины; Кавардовский мирно спал неподалеку, для пущего удобства подложив связанные впереди руки под щеку, под бдительным присмотром Шаляпина, примостившегося египетским Сфинксом в паре метров от него), находились точно в месте межпространственного перехода, которого, однако, нигде не поблизости не наблюдалось.

– Может, он подземный, как в Хоревске? – Жорка от ^возбуждения привстал на колени, от чего Валя, собиравшая цветы для затеянного гигантского венка, прыснула в кулачок: троица стала теперь до комизма напоминать известнейших «Охотников на привале» Перова.

– Вполне возможно. – Ротмистр, подперев щеку ладонью, возлежал в позе римского патриция, жуя длиннющую соломинку. – Или надземный...

Все трое одновременно задрали головы, глядя в девственно чистое небо, ясная синева которого ничуть не осквернялась проносившимися время от времени с едва слышным жужжанием «мухами» и «шмелями».

– Интересно, а на какой он высоте?

– Или глубине...

– Так или иначе, а ни рыть, ни прыгать мы не станем, – подытожил Николай, откидываясь на упертые в землю руки. – Нужно двигаться к другой контрольной точке. Какая там у нас ближе всего?

– Естественно, Бергланд. Вернее, его выходные ворота. Мы ведь вот здесь, если не ошибаюсь?

– Ну, вот туда и направимся. Отдохнем тут немножко на свежем воздухе, хреновиной этой полюбуемся и тронемся.