Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
А Чечня? Четвертый год идет уже вторая Чеченская война, суетливо заливаемая мальчишеской кровью, рекой текут туда деньги, рушатся взорванные отмороженными горцами дома...
Не выдержав, ротмистр выудил из рюкзака початую бутылку «Камю», конечно поддельного, но все-таки не такой отравы, как здешняя водка. Не спиться бы вам на этом пути, граф. Докатились! Пить в одиночку – моветон, господа! Разбудить, что ли, кого-нибудь из спутников?
Шаляпин, едва различимый в темноте, бесшумно выскользнул из травы и уставился на ротмистра
– А-а, это ты, дружище? – пьяно улыбнулся ему Чебриков. – Не составишь ли компанию загробному скитальцу? Или ангелы не пьют?
Внезапно хмель облачком вылетел из головы ротмистра: кот глядел неотрывно прямо в глаза, словно пытаясь что-то сообщить, а в неподвижном ночном воздухе разливалась мощная вибрация, заставлявшая трепетать в полном безветрии листочки берез...
Сорвавшись с места, ротмистр, не обращая внимания на сантименты, довольно грубо растолкал Александрова:
– Вставайте, Николай Ильич, тревога! Будите друзей, мы снимаемся!
26
– Да как же твои недоноски их упустили-то?! Клещ готов был голыми руками разорвать виноватого Базуку, возвышавшегося над ним на две головы.
– Их же человек десять там было.
– Двенадцать...
– Двенадцать... Не двенадцать, а двенадцать! Против троих мужиков и бабы...
– И кота.
Алексей опустил руки и вперил в двухметрового дебила ошалелый взгляд.
– Ты что?.. – Палец, украшенный массивной золотой печаткой, покрутился у виска. – Какой еще кот? Верзила сокрушенно развел руками:
– Да не знаю какой... Волшебный какой-то, заколдованный. А может быть, и оборотень...
Вадик суетливо перекрестился: выросший в многодетной семье жутко пьющего сантехника, он еще в безоблачном пионерском детстве был крещен в Кундравинской церкви и потертый алюминиевый крестик таскал на толстой золотой цепочке не для форсу.
– Братва уже брать их Приготовилась тепленькими: куда им со своим старым ржавьем против семи волын? А тут этот кот выскочил и как зыркнет своими буркалами – у всех руки-то и опустились. Герыч хотел его очередью срезать, так ему словно током врезало – до сих пор очухаться не может. Не успели опомниться – ниндзя этот вылетает: весь в черном, точно как по видаку! Лосю ногой в лобешник, Косому – под дых... Секачом своим – вж-ж-жик...
– Каким еще секачом?
– Я же говорил: меч у него. Длинный, метра полтора. На, смотри!
Базука сунул в руки Алексею покореженный автомат. Вдавленно-рубленая борозда глубоко вмяла металл, в узкой щели виднелся серебристый затвор.
– Шиндец волыне! На помойку! – непонятно чему радовался Вадик.
Клещ с отвращением отшвырнул изуродованное оружие, брезгливо нюхая руки:
– Чем это он вымазан весь?
– Кровь это. Упыря кровь...
– ???
– Серега Упырь решил, как в кино, волыну под меч подставить... Вот и попробовал... Половину пальцев как бритвой снесло! Едва ремнем потом перетянули руку, а то кровью изошел бы...
– Остальные живы?
– Все как один. Правда, братве отлежаться надо денек-другой... Почти всех урыл ниндзя этот. Но серьезного ничего нет, так: ребра, почки...
– И где теперь их искать?
– Где, где – в Ковригино, вот где.
* * *
– Думаете, мы с вами далеко уплывем на этом корыте?
Жорка и Валя уже взмокли, стараясь отчерпать какими-то ржавыми консервными банками постоянно прибывавшую воду, пока ротмистр с Николаем налегали на весла.
Утро выдалось пасмурным и свежим. Пронзительный по-осеннему ветер гнал по небу низкие тучи, а по водохранилищу – длинные серые валы с пенистыми гребнями.
Рассохшуюся деревянную лодку приобрели на рассвете у какого-то местного рыбака за добрую треть вырученных от продажи чебриковского золота средств. Очень пригодились доллары, при виде которых у куркуля, поначалу наотрез отказывавшегося отдавать плавсредство странным вооруженным людям, заблестели глаза.
Теперь вот, отчаянно пытаясь удержать на плаву корыто, пропускавшее воду, словно сито, путешественники, напоминавшие пресловутых «трех мудрецов в одном тазу», – болтались посредине Хоревского водохранилища в самоубийственной попытке добраться до спасительного перехода к моменту его открытия.
– Вы умете плавать, господа? – откровенно потешался сидящий на носовой банке Кавардовский, которому вся эта канитель, казалось, доставляла истинное удовольствие. – Кормить местных рыб в столь ранний час, пожалуй, не входит в наши общие планы.
Николай только недюжинным усилием воли подавил в себе желание вынуть весло из уключины и слегка стукнуть эту ростральную фигуру по скалившей зубы роже. Ну и что с того, что в болоте спас жизнь? Что с того, раз-два... Что с того...
Слава богу, что сдержался: Князь первым заметил погоню и не преминул сообщить беглецам, что тонуть, возможно, не придется – их после вчерашнего сражения просто порежут на куски.
– Помолчали бы... – пропыхтел красный как рак Чебриков, натужно ворочая тяжеленным веслом. – Вас-то тоже не пощадят.
– Как бы не так, господин легавый! Как бы не так! – злорадно возразил на это графу Кавардовский. – Русский мужик всегда отличался сердоболием и сочувствием к невинно заточенным. Тем более мой же коллега по ночному ремеслу. Так что, мсье...
– Первым, кого прирежут, будете вы, князь, и я вам это обещаю, – заверил его Николай. – Возьму уж грех на душу. Я же не дворянин – мне политесы как-то...
– Не трудитесь, Николай Ильич, – посоветовал Чебриков. – Эту... рептилию словом не проймешь, а если что, я сам его придушу. Из классовой солидарности, так сказать...