Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
– Усы, на мой взгляд, чересчур пышны, – окинул его критическим взглядом Ньюкомб. – Я бы рекомендовал вам, Тревис, более глубоко вжиться в образ. Разве вас не снабдили материалами?
– А-а! – беспечно махнул рукой тот, кого назвали Тревисом. – Кто будет сверять с оригиналом человека, находящегося между жизнью и смертью?
– Смотрите, – пожал плечами полковник. – Это ваша часть операции… Я лично могу перечислить десяток дел, которые провалились и из-за меньших просчетов.
– А вы не боитесь, – несколько сместил русло разговора Тревис, – беседовать о таких щекотливых вещах в номере гостиницы? В номере РУССКОЙ гостиницы, –
– Ничуть. Мы ведь сейчас дружим с этими медведями. Дружим и чуть ли не союзничаем. Пристойно ли подслушивать и подглядывать за друзьями?
– Ну, знаете ли…
– К тому же я проверил номер на наличие жучков, мой друг, – улыбнулся «газетчик». – И оптических, и акустических… И могу утверждать, что мы тут совершенно одни. Так что, если вам приспичит снять одну из русских телок, которые дежурят внизу, в холле, смело можете вести ее сюда. Разумеется, когда меня тут не будет… Гарантирую, что ее стоны и ваше пыхтение никто не услышит, а глянцевые фото вашей голой задницы, снятой со всевозможных ракурсов, не украсят страницы таблоидов.
– Поправочка, сэр, – недовольно буркнул собеседник Ньюкомба. – Во-первых, не такая уж я важная птица, чтобы за фотографиями моей задницы охотились издатели таблоидов, а во-вторых… Где вы видели в холле русских телок? Там сплошь немки и датчанки.
– Вот видите… – тонко улыбнулся полковник. – Значит, глаз на них вы все-таки положили…
* * *
Автомобиль прокатился по особенно шумной и людной в этот час Чаринг-Кросс и нырнул в один из малоприметных переулков, мало изменившихся с тех давних пор, как в викторианском Лондоне орудовал Джек-потрошитель.
Дворик напоминал колодец, и длинный «Бальфур» развернулся в нем лишь с большим трудом.
– Вас подождать, сэр? – почтительно осведомился шофер у сидевшего на заднем сиденье высокого смуглого мужчины в темных, закрывающих половину лица очках.
– Не стоит, Гарри… Вас ведь зовут Гарри?
– Джерри, сэр. Но это неважно.
– Вот именно, Гарри…
С этими словами мужчина покинул уютный теплый салон и вышел под противный моросящий дождик, больше похожий на водяную пыль, неподвижно повисшую в воздухе. Увы, как верно замечают британцы, в Англии нет климата, там есть погода…
Смуглокожий взялся за дверной молоток, но не торопился стучать до тех пор, пока за его спиной «Бальфур», урча мотором, выбирался из тесного закутка между домами, стараясь не поцарапать полированные дверцы о старинный шершавый камень. И только когда звук работающего двигателя затих в ватной пелене мороси, несильно стукнул в темные влажные доски один раз.
– Это вы? – ожил спрятанный среди декоративных финтифлюшек, украшающих дверь, динамик.
– А то вы не видите, – съязвил мужчина, глядя прямо в шляпку одного из позеленевших от времени гвоздей, в которой, как он знал точно, прятался объектив миниатюрной видеокамеры.
Он также знал, что кроме системы видеонаблюдения вокруг него понапихано великое множество всяких электронных штучек, к которым хозяин особняка питал нездоровое пристрастие. Причем многие из них были не так уж безобидны…
– Увижу, – сварливо откликнулось переговорное устройство. – Если вы отойдете от камеры подальше. Оптика у меня широкоугольная, поэтому вместо человеческого лица, – раздался ехидный смешок, – я вижу лишь какое-то мурло. Совсем, как у канадского лося. Только в очках.
– А вы включите боковой обзор, – даже не шевельнулся гость. – И вообще: держать посетителя под дождем не так уж и вежливо. Он может обидеться и уйти…
– Вас обидишь, пожалуй…
Повисла тишина, которую вполне можно было принять за знак завершения разговора. Но мужчина в очках никуда уходить не собирался, равно как и прятаться под козырек навеса. Он продолжал стоять под дождем, лишь время от времени, подобно огромному коту, брезгливо стряхивая воду с рукавов светлого щегольского плаща.
Минуты через две послышалось низкое гудение и четкий металлический щелчок.
– Входите, – буркнул динамик, и гость не преминул воспользоваться приглашением.
Нельзя сказать, что он здесь был частым гостем, но ориентировался в узких полуосвещенных коридорах и крутых, покрытых старинным красным плюшем, лестницах, кому-нибудь иному показавшимися бы настоящим лабиринтом, словно прожил тут большую половину жизни. Безлюдье его не обманывало. То обстоятельство, что здешний обитатель слыл истинным мизантропом и не терпел прислуги, отнюдь не делало его беспомощным. Одному Богу известно, сколько вокруг скрывалось хитрых ловушек и сколько неожиданных сюрпризов подстерегало любого, кто хотя бы попытался что-либо предпринять против хозяина, сидевшего в центре своей «паутины» жирным коварным пауком. И кто знает, насколько далеко за пределы кирпичных стен эта паутина простиралась… По слухам, не только на континент, но и за океан. На всякий случай новоявленный Тесей, легко обходящийся без нити Ариадны, старался не делать лишних движений, особенно – резких. Нервы у старика с каждым годом сдавали все больше и больше, а от пули сорок пятого калибра в упор откуда-нибудь из-за безобидной статуэтки легкий бронежилет, поддетый под элегантный костюм парижского кроя, увы, не спасал. А могло прилететь и что-нибудь более солидное. Вплоть до арбалетного болта или кумулятивной гранаты.
Путешествие завершилось в крохотной комнатке с одиноким окном, выходящим на Темзу. Именно ее широкой гладью, из-за дождя грифельно-серой и матовой, словно асфальтовое полотно, и любовался хозяин, сидящий в кресле-каталке и укрытый до пояса старым шерстяным пледом в клетку цветов прославленного шотландского клана Кэмпбэлов. К коему он действительно относился, правда, в каком-то дальнем колене. Гость не слишком хорошо разбирался в генеалогии. Не его это был конек.
– Вам известно, сэр, что это дурная привычка, – плюхнулся он в свободное кресло, судя по скрипу, которым оно отозвалось на контакт с мощным накачанным телом, едва ли не двухсотлетнего возраста. Как и почти вся мебель в доме. – Прятаться от гостей – приглашенных, заметьте, гостей – в самом дальнем углу? Какая-то медвежья берлога, право! Паучье гнездо!
– Вы опоздали, – сухо заметил обитатель «гнезда» (так вообще-то и звался особняк на жаргоне людей, знавших о его существовании), не отвечая на саркастический вопрос.
– Бог мой! – всплеснул руками мужчина. – С каких это пор семь минут стали считаться опозданием?
– С тех самых, как я поселился здесь, – последовал ответ. – И еще двадцатью пятью годами прежде.
Он ловко развернулся вместе с креслом и сурово взглянул на посетителя из-под густых кустистых бровей, абсолютно седых, как и буйная шевелюра без малейших признаков лысины.