Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
– Я остаюсь с вами, – отрезал фон Минден. – Приказывайте нижним чинам.
– Поручик, – сменил тон Саша, – пожалуйста, вернитесь к вертолету.
– Почему бы это не сделать вам?
Фон Минден был бледен и решителен.
– Хорошо, – сдался Бежецкий. – Тогда займите позицию вон за теми камнями. Неразумно лежать тут плечом к плечу, оголяя целый сектор.
– Так точно. – Неумело, высоко задирая «пятую точку», поручик отполз к указанному месту и принялся там шумно устраиваться. Через минуту оттуда застрочил автомат.
«Длинными бьет, – недовольно подумал Александр. – Патроны
По камню громко щелкнуло, заставив поручика скорчиться в своем укрытии.
«Снайпер? Похоже на то… Не нарваться бы на пулю в двух шагах от конца всей этой комедии…»
Слева раздался короткий стон.
«Таманцев?…»
Александр, вжимаясь в щебень, подполз к уютному гнездышку, оборудованному для себя бывалым унтером. И еще издали понял, что тот свое отвоевал: камуфляж на спине был темным и лоснящимся от крови, обильно струящейся из-под каски.
Но все равно он добрался до мертвого солдата и перевернул на спину еще теплое податливое тело…
«Господи…»
Пуля снайпера попала Таманцеву в правый глаз, и теперь на офицера, с такой же мужицкой хитринкой, как и прежде, при жизни, смотрел только один, левый. На месте второго зияла черно-красная дыра…
«Сволочи… – прикрыл дрожащей ладонью уцелевший глаз солдата Бежецкий. – Какие сволочи…»
В спину сильно толкнуло, стегнуло по одежде и каске каменным крошевом.
«Минометы?…»
Но он ошибался: гранатометным выстрелом разворотило валун, за которым прятался фон Минден.
«Похоже, я остался один…»
Саша выглянул из укрытия и увидел близко, метрах в пятидесяти, бородача в рваном халате, наводящего трубу, казалось, прямо ему в лицо.
«Черт!!!»
Очередь вырвала клочья серой ваты из груди гранатометчика и опрокинула его навзничь, но, уже падая, он все-таки успел нажать на спуск.
И обрушилась вселенская тьма…
Кровь и честь
ЧАСТЬ ПЕРВАЯПЕРЕКАТИ-ПОЛЕ
Сподобился б Господь наш мир перевернуть!
Причем – сегодня же, чтоб я успел взглянуть,
Как Он решил со мной: иль имя зачеркнуть,
Иль дать ничтожному – в величие шагнуть.
Омар Хайям[75]
1
– Куда собрался, шнурок?
Старший сержант Перепелица проявился из темноты, как призрак, и чувствительно ткнул Вадика кулаком в плечо, заставив парнишку боязливо втянуть голову в плечи. Затурканный первогодок боялся «дедушку» как огня, больше, чем молоденького – года на два старше него самого – лейтенанта-взводного. Да, пожалуй, больше, чем страшных «духов», видеть которых воочию ему еще не доводилось ни разу.
Вадим Максимов был призван в ряды «несокрушимой и легендарной» по весне, а сюда, выполнять интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан, прибыл с последним пополнением. Там, в Союзе, он только-только начал обвыкаться с непривычной армейской жизнью, втягиваться, так сказать, а тут… Нет, на гражданке, в кругу друзей, студент Максимов, выпив пивка, нередко сокрушался, что вот где-то «там» пацаны воюют, подвиги совершают разные, гибнут даже, а они тут, в тылу, сдают зачеты, сбегают с пар, кадрят девчонок – вот бы, мол, тоже… Недаром говорят: Бог исполняет любое желание. Правда, в этот раз посредником выступил неуступчивый преподаватель деталей машин… И, поди ж ты: вместо какого-нибудь стройбата повезло угодить прямо сюда, в Афган.
– Шо, язык проглотил?
– Я… это…
– До ветру, шо ли? – зевнул сержант. – Тогда иди… Только не сразу за бруствером сидай, душара! Подальше отойди, а то засрали все вокруг – не продохнуть.
– А это…
– Не ссы! Мин нет, – ухмыльнулся Перепелица. – На тропке, в смысле. В сторону – ни-ни, а по тропке можно. Автомат где?
– Да я на минутку…
Сержант молча намотал на кулак ворот Вадикова мятого «хабэ» и, дыша табачным перегаром, приблизил свое лицо к лицу отшатнувшегося солдата.
– Ты шо, душара, охренел? Без ствола не то что до ветру нельзя – спать с ним надо, как с телкой. В обнимку. И тискать при этом, как кралю. Мухой слетал за автоматом, шнурок!
Пинок растоптанной кроссовкой в поджарый зад лишь придал бойцу ускорение…
Глотая слезы, парень спускался по скользким камням к руслу высохшего ручья. Очередная обида от своего же ровесника, может быть, даже младше на несколько месяцев – Вадика сорвали с третьего курса политеха. А сколько их еще впереди? Ведь ему только предстоит стать «молодым», потом «черпаком» и лишь через год – «стариком». Как прожить этот год?
Хотя и в расстроенных чувствах, рядовой не забывал смотреть под ноги, благо до рассвета оставалось совсем чуть-чуть и видимость уже была приличной. Слишком уж памятна была судьба ефрейтора из их взвода – Вадик так и не узнал его фамилии, – зацепившего ногой растяжку и отправленного «вертушкой» в тыл с оторванной по колено ногой и так нашпигованной осколками другой, что ребята шептались: «Безногим останется…» А уж чего-чего, а возвращаться домой калекой или вообще запаянным в цинковый ящик Максимову не хотелось – слишком мало он пожил на свете…
Вадик так живо представил себе эту картину, что едва не поскользнулся на большом плоском валуне и не сверзился с кручи на дно ущелья, до которого оставалось еще солидно.
«Блин! Так шею бы и сломал, козел!.. – ругнулся он про себя. – Смотри в оба, чудило…»
Максимов глянул через плечо и увидел сержанта, внимательно наблюдавшего за ним сверху.
«Он что, так и будет смотреть? – досадливо подумал солдат. – Тоже мне – нашел кино…»
Парень за месяцы, проведенные в армии, успел избавиться от многих гражданских предрассудков, но стыдливости, привитой интеллигентными родителями, так и не смог преодолеть. Одно дело – справлять малую нужду одновременно с двумя десятками мужчин, а совсем другое – сверкать голым задом на глазах у кого-то. Поворачиваться же спиной к темному ущелью, куда еще не успел добраться рассвет, хотелось еще меньше. Мало ли что может таиться там, в предрассветной темноте?