Зазеркальная империя. Гексалогия
Шрифт:
А все началось с того, чего он боялся с самого начала пребывания на чужой земле, – он попал в плен.
Да-да, плена он, как и многие его товарищи, боялся больше опасности остаться калекой, даже больше самой смерти. Что такое смерть для молодого человека, только-только вступившего на тропу жизни? Мгновенная болезненная неприятность – не более! Выросший в обычной советской семье, атеизм он впитал с младых ногтей – вместе с карикатурами в газетах и журналах на бородатого старичка с нимбом над головой, вместе с разоблачениями всяких церковных чудес по телевизору, вместе со знаменитым: «Гагарин в космос летал, а Бога там не видал!» На пионерском сборе
А вот плен – это действительно страшно. Тут и фильмы про войну с изможденными узниками за колючей проволокой, и клеймо «предатель»… И самое ужасное – то, что узнал уже здесь, вдалеке от мирного и благополучного Союза, где такое показалось бы страшной сказкой из разряда «руки мертвеца» или «красного пятна», рассказываемых в пионерском лагере после отбоя. То, что шепотком передавали друг другу товарищи по казарме, что, как клялся сержант Перепелица, он видел самолично: издевательства и мучения, которым подвергают пленных «шурави» проклятые душманы. Отрезанные половые органы, выколотые глаза, вспоротые животы… А сколько еще дорисовывало с детства чересчур живое воображение!
И потому Вадик твердо знал одно: в плен никогда не сдастся! Или автоматный ствол в рот, чтобы последней пулей – остальные, разумеется, будут выпущены по врагу – разнести себе череп, или граната с выдернутой чекой в руке, как в тех же военных фильмах. Чтобы потом вспоминали как героя, чтобы даже гад Перепелица смахнул непрошеную слезу, когда узнает…
Но получилось все до обидного просто и обыденно: его даже не душман – головорез, увешанный с ног до бороды оружием, взял в плен, а простой местный мальчишка с дедовским ружьем. И собакой. Вернее, собака и взяла.
Вадик вспомнил придавившую его лохматую тушу, с перепугу показавшуюся огромной, как медведь, разинутую прямо перед лицом вонючую пасть, капающую с огромных клыков слюну… А ведь обиднее всего, что собака-то оказалась вовсе не великанской! Когда на крики мальчишки прибежали взрослые – обычные местные мужики, вооруженные кто чем – от автомата незнакомой марки до обычной дубины и мотыги, а солдата, предварительно обезоружив, обыскав и крепко держа за руки, поставили на ноги – его «пленитель» непонятным образом превратился в обычную дворнягу. Крупную, правда, но ничем особенным не примечательную. Типичный дворовый кабыздох, в крови которого перемешались все образчики собачьего роду-племени от великана-дога до безобидной болонки. Встреть этого «пса Баскервилей» студент Максимов где-нибудь в московском дворе – даже головы бы не повернул в его сторону, а вздумай тот тявкнуть – так шуганул бы…
Оживленно переговариваясь, афганцы вели связанного его же ремнем безоружного солдата в кишлак, даже не смотря под ноги, по хрустящему под подошвами маковому бурьяну (никаких мин, видимо, и в помине не было), а у пленника из глаз градом катились слезы обиды. Проклятый пес, весело крутя хвостом, забегал вперед и будто смеялся над своим пленником, вывалив едва ли не до земли красный язык, а мальчонка бежал сзади, то и дело швыряя в спину Максимову комья земли и камни.
В расстроенных чувствах, он даже сразу не обратил внимания на то, что кишлак-то вовсе не заброшен: узкие улочки, по которым с триумфом провели пленника, были запружены бородатыми мужиками и женщинами с закрытыми лицами. Он пытался собраться с силами, чтобы встретить неминуемую мучительную казнь, как подобает комсомольцу, и был даже несколько разочарован, когда его – правда, изрядно поколотив по дороге – целехонького водворили в тесную клетушку. И все. Только постоянно сменяющиеся зрители, щипки, тумаки, брошенные камни, комки сухой глины и прочие знаки внимания любопытствующих, которым непременно хотелось, чтобы объект их внимания не оставался к ним безучастным.
Один из аборигенов, видимо, оказался на редкость метким, и Максимов пришел в себя в одиночестве, в абсолютной темноте. И совсем упал бы духом, если бы не чудесное явление командира – лейтенанта Бежецкого – с автоматом наперевес и головешкой (в первый момент показавшейся факелом Прометея) в руке.
Жаль только, что славный молодой взводный, вполне симпатичный Вадику по службе, резко и безнадежно спятил. То ли от его, Вадиковой, пропажи, то ли от чего еще, но возомнил он себя почему-то белогвардейским офицером, нацепил незнакомую форму и наотрез отказался узнавать спасенного им солдата. Разве можно это считать признаком здравого рассудка?
– Стоп! – оторвал паренька от горестных размышлений голос командира. – Ну, похоже, ты был прав – мин на этом поле действительно нет. Иначе мы бы об этом узнали, – пошутил он, вселив некоторую надежду в солдата, – первыми! Куда теперь?
– Давайте к нашим, това… – Максимов благоразумно проглотил «товарища» и «лейтенанта» заодно: кто знает, как отреагирует на это спятивший «белогвардеец». – Господин поручик! Вон туда – за ту гору. Там застава…
– Застава, застава, – передразнил Бежецкий. – Эх, не верю я тебе, солдат. Чтобы застава, да в двух шагах от бандитского логова? Что-то ты темнишь. Про мины не соврал, хвалю. Тревогу не поднял, поручика, вон, тащишь… Кстати, барон, как вы там?
– Благодарю, поручик, – прохрипел с видимым трудом раненый, которому помогал идти Вадик. – Вашими молитвами…
«Еще один сумасшедший, – обреченно подумал молодой человек. – Мало того, что тоже поручик, да еще и барон в придачу! Ох, чует мое сердце: загремлю я с этими чудиками в дурничку… Если повезет выбраться, конечно…»
– А вы, случаем, не знаете, куда идти, поручик? – снова спросил Бежецкий. – Вы же потомок викингов, должны хорошо уметь ориентироваться по звездам.
– Путаете вы, поручик, – ответил барон, тяжело обвисая на плече солдата. – Я, хоть и вырос близ моря, в звездах и прочих морских хитростях ни черта не смыслю. К тому же мои предки к викингам имели столько же отношения, сколь и ваши, Бежецкий. Спросите лучше нашего матроса, может, их там во флоте учат всяким навигаторским штукам?
– Да не матрос я, – буркнул Вадик. – С чего вы взяли?
– А тельняшка тогда зачем?
– Затем…
«Сборище чокнутых! Сейчас этот третий каким-нибудь марсианином окажется, – подумал Максимов. – Или Наполеоном…»
И почти не ошибся.
– Хотя я и принужден к бегству силой, – сердито вырвал руку у Бежецкого высокий дородный человек, которого лейтенант тащил вперед почтительно, но непреклонно, – но скажу вам, невеждам, как нужно ориентироваться по звездам. Это вам подскажет любой, кто хоть понаслышке знаком с геодезией. Вон там, господин поручик, – ткнул он в черный небосвод, усыпанный огромными, мохнатыми звездами, – к вашему сведению, расположена Полярная звезда. А вон там, – рука опустилась ниже, – Сириус. Если учесть, что мы находимся на востоке Афганистана, то Кабул – вон там.