Заживо погребенная в роке - Buried alive in the rock
Шрифт:
5. Буйнов Александр - кто видит его сейчас, пусть не кривится. Во времена "Скоморохов" с ним все было в полном порядке. По происхождению - полугрек - полуцыган. Жертва совка.
6. Александр Лерман - композитор, певец, поэт, знающий около 16 языков, работал с А.Градским и с группой "Ветры перемен", в настоящее время большая научная шишка в Йельском университете (США).
7. Галка - хорошо известная музыкантам Галина Разумовская, выступающая в паре с Галей Лонговой. И та и другая -
8. Чугреев Володя - барабанщик, одно время щеголял в черных лакированных ботинках. Чего-то не понял в соответствующем кодексе и был властями примерно наказан.
9. "Джим-покойник" - Хендрикс, разумеется.
10. "Виски с соком" - пили виски "Клаб 99", разбавляя его виноградным соком. Редкостная гадость.
11. Гужов Михаил - темная личность, лохматая, не всегда умытая, здорово играл на том самом инструменте, который упоминается в поэме.
12. "То были дни" - "Those Were The Days", популярная песенка, которую исполнила милашка Мэри Хопкинс с подачи Пола Маккартни. Мы тогда думали, что они поженятся.
13. "Читай смелее" и т.д.
– каждый в конце ставит то слово, которое ему ближе в зависимости от степени испорченности. Удачи!
КОНСТАТАЦИЯ
самого факта
существования осколка
Эпохи Сада
(Часть II, см. Часть I - Ностальгия)
Побитый молью бархатный пиджак,
линялые, залатаные джинсы,
хозяин ваш - не гений, не дурак -
любитель шашлыков, харчо и кинзы,
хранитель постеров с компанией Битлов,
трудов заумных про различные буддизмы,
когда-то сотрясатель гососнов,
в пылу и спешке отрицавший "измы".
На книжной полке - пыльные тома,
Вот - Ивлин Во, Г.Гессе, Фолкнер, Маркес,
а рядом - не новелла, не роман -
запиленный до неприличья "Таркус" (1)
В засохшей ветке - отзвук икебан:
приятель наш ко всем грехам - художник,
не чужд ему поэтов шалых клан
и И.Христос - короче, не безбожник.
Его обитель может рассказать
о вечеринках, о сиденьи на карнизах,
страстном намерении прощать,
о муках зависти врагов-соседей снизу.
Бывали здесь, одеждами шурша,
такие девы с томными очами,
что от восторга прыгала душа
и не хотелось шевелить, увы, мозгами...
У дев - ученье в меру, без потуг,
но - sex appeal и просто пропасть шарма!
(Ну, а потом из хрупких тел подруг
вдруг появилась копия жандармов...)
Хозяин пиджака был холостой,
кто не женился в 25 - совсем пропащий,
любил кутнуть, грешил, само собой,
но джентельменом слыл он настоящим.
Бессонницей страдал он как-то раз
и вот ему пригрезилась девица,
с обычной парой чуть раскосых глаз,
не поэтесса, не плясунья, не певица.
В толпе такую просто потерять,
но - боже мой! Не пьет, не ржет, не курит,
не поминает всуе слово "мать"
и ничего себе на фейсе не малюет.
Такую под стеклянный под колпак,
Да на Манеж - толпе на удивленье...
С тех пор наш и не гений, не дурак
вдолбил себе, что видел он знаменье,
внушил себе, что только лишь она
его счастливым делает навеки.
Что делать! Ведь была тогда весна
и соком наливались всласть побеги.
Побеги трав, деревьев и кустов,
побеги чувств, достойных сожаленья,
побеги вновь оживших старых снов
и, наконец, ненужных вдохновений...
Весна! Весна! Вот площадь, где поэт
стоит задумчиво (а голубь - на макушке),
здесь полночью держали мы совет,
куда нам двинуть - вверх ли, вниз по Пушке?
Здесь пили из бутылок молоко - на Чехова был автомат молочный,
прощались здесь, знакомились легко,
встречались здесь - случайно и неточно.
И было дел невпроворот - по 10 сейшенов одних в неделю!
А сколько получалось их за год?
Вот где плясали, спорили, потели!