Здесь драконы не пролетали?
Шрифт:
– Я не поверил бабушке, – произнес он, сжимая кольцо в кулаке. – Думал, ты ее провела, пробравшись в поместье через черный вход.
– Комната твоей матери оказалась единственным местом, куда я могла попасть из зазеркалья, не притащив за собой лорда Эндраде Востри. Он, злясь, что не втискивается в узкое отверстие портала, крушил все, до чего дотягивался, и ловушка от воров захлопнулась, отрезав меня от отца.
Дайкори цокнул языком.
– Неужели только я понял, как сильно вы любили друг в друга?
Я оторвалась от плеча пустынника и выдохнула:
–
– Тогда поцелуйтесь, что ли? Кость рассказала, что от вашего поцелуя обвалились скалы. Может, вспомните, как вам хорошо было друг с другом?
Эливентор упрямо сжал губы. Неужели он полагал, что я насильно кинусь его целовать?
Неловкая пауза настоятельно требовала сменить тему.
– Дайкори, скажи, зачем ты убил Лену Корз? – я перевела взгляд на пустынника. Тот поднял брови в изумлении. – Неужели только смерть могла удовлетворить тебя?
– Я убил? Зачем мне было убивать? Я отправил ее к тем, кто требовал возмездия. Живую и здоровую.
– Но ее удушила твоя вирху, так мне передали.
– Тебе солгали. Я осматривал ее тело, когда мне его вернули. Следы на ее шее ясно говорили о том, что ее удушили руками.
Я выдохнула. Пока в Белой кости была жива магия, драконы всяческими путями старались вернуть ведьму себе, а как оказалась пустышкой…
– Должно быть, кто-то захлебнулся от злости, получив не то, что ожидал. Без магии ведьма оказалась не нужна драконам, – я повертела на пальце артефакт Гений победы, и кольцо ответило непривычным жжением. Я потрогала губы, отозвавшиеся болью, потом перевела взгляд на спящего Ферстафа – виновника этой боли. – Вам не кажется странным, что мой жених признал поражение в пари именно сегодня? Завтра я сама сказала бы ему «да», которого он так жаждал, но Фер почему-то поторопился.
– Действительно, – Дайко оживился. Воспоминания о предательстве наложницы ненадолго погрузили его в меланхолию. – Если дракон держался столько дней, почему вдруг сдался? К чему вообще гордому дракону признавать себя проигравшим?
– Если правда все, что рассказала миффи Шило, – Эливентор не смотрел на меня, иначе его испепелил бы мой взгляд, – я думаю, что Ферстафу срочно понадобился амулет Жажды. А как быстро закончить ставшее ненужным пари и снять ограничение магии?
– Признать себя проигравшим, – произнесла я, уже понимая, какие за этим последуют выводы.
– А без признания проигрыша пари, – продолжил Дайкори, с лица которого слетела скука, – нельзя надеть на Шило ошейник и управлять даром Жажды. Драконы наверняка что-то замыслили. И это что-то произойдет сегодня. Может быть, даже сейчас.
– Но Ферстаф пьян! – я нашла аргумент «против». – Зачем напиваться, если нужен ясный ум?
Дайко резво соскочил с дивана. Подойдя к кровати, он, нисколько не смущаясь, обнюхал самого Ферстафа, а потом поднятую с пола рубашку.
– Поздравляю: Фер не пьян, это все игра. Прополоскать рот вином и пролить его на рубашку – не значит оказаться во невменяемом состоянии.
Глава 36. Назад в Демонову падь
– Но зачем же меня насиловать? – возмущенно высказалась я. – Какой Ферстафу прок?
– У многих народов консуммация – акт законного единения, – Дайкори аккуратно повесил рубашку Фера на спинку кровати. Расправил воротник, рукава. Полюбовавшись своим трудом, продолжил: – Так мужчина показывает, что теперь он хозяин покоренной женщины. Иногда для закрепления права на всеобщее обозрение вывешивается испачканная простыня.
– Насилие – это унижение, – я гордо задрала подбородок. Я так вижу, я так чувствую. – Вряд ли в будущем женщина будет доверять насильнику. Ненависть и презрение – вот, что я обещаю преступнику.
– Я думаю, консуммация в нашем случае…
«В нашем»! Как мило, Эли!
– …прежде всего настройка амулета на владельца, – Эливентор говорил, не разворачиваясь к пустыннику, забравшемуся на кровать и усевшемуся там по-турецки – ноги кренделем. Взгляд муфа по прежнему исследовал меня. Как будто проверял, больно мне или нет, если в меня тыкать острой палочкой. – Это общепринятая практика работы с артефактами. Любой другой маг, что прикоснется к подчиненному амулету, не будет услышан. А нашей милой Жажде уже давно требовалась хозяйская рука.
– Ты так говоришь, будто я сама попросила Фера меня «настроить».
Эливентор хмыкнул.
– Всякое может быть. Я многого не помню, а потому вынужден положиться на те сведения, что получил от тебя или в Демоновой пади, но отчего-то в моей голове нет-нет да и всплывает фраза: «Я люблю Федю».
Я цокнула языком и отвернулась. Упрямец, привыкший полагаться только на проверенные данные. Все подвергает сомнению. Разведчик хренов.
– А где Повел? Уж он-то точно знает, что сейчас происходит в замке, – спросила я, желая увести разговор в сторону.
– Повел обещал заглянуть, – Дайкори с беспокойством посмотрел на напольные часы. Меня бесило, когда они начинали вслед за курантами на ратуше отбивать время, и однажды я остановила их ровно на двенадцати. – Сколько сейчас?
– Где-то около трех ночи, – ответил Эливентор, коротко глянув в окно. Не знаю, может, ночное светило указало ему верное время или тикали внутренние часики, но я забеспокоилась. Поднялась и, подойдя к кровати, дернула Дайкори за рукав. Нейвер, погрузившись в раздумья, не сразу откликнулся, поэтому пришлось спросить:
– Что?! Что не так?!
Ферстаф, отреагировав на мой голос, почмокал губами и повернулся на другой бок. Магическая стрела так и торчала из его лба. Наверное, будет спать, пока ее не уберут. Я поняв, что едва не разбудила «жениха», зажала рот ладонью.
– Мы после высылки посольства тайно переписывались с Повелом, – тихо произнес пустынник. – Не делай большие глаза, Шило! Я должен был знать, что с тобой все хорошо.
– А почему Повел собирался заглянуть ко мне во внеурочное время? Что ты знаешь? Не молчи, Дайко! – я шипела, не в силах справиться с плохим предчувствием.