Здесь, на краю земли
Шрифт:
Потом была холодная ладонь мастера у меня на лбу и его тихий голос, повторявший, что все прошло и все хорошо. Я отбросил его руку и сел.
— Что это было? — сипло спросил я.
— Стена, — просто ответил он и, как бы извиняясь, добавил: — Честно говоря, не думал, что на вас это так подействует.
— Надо было думать. Плохо тебя учил твой… этот…
— Гэдан? Он сказал, что я родился мастером, и учить меня не надо. Так бывает. Я просто ходил с ним какое-то время, потом он меня отпустил от себя. Это мой первый замок, но я думаю, что справлюсь. Черный Храм тоже был первым у мастера Гэдана.
Я сидел на полу, голова гудела, как с похмелья, а он говорил еще что-то, и лицо его опять сияло. Время от времени все расплывалось у меня перед глазами и я погружался в неприятную тишину.
— … так что выбирайте. Или у вас будет абсолютная твердыня, где каждая деталь расположена в единственно возможной точке пространства, или вы выполните свою давешнюю угрозу и убьете меня. Вы ведь принимаете меня за шпиона, если не ошибаюсь?
Я поднялся и, пошатываясь, утвердился на ногах. Не сомневаясь в моем выборе, он простер худую руку над чертежом.
— Взгляните. Западная башня вашей крепости поставлена верно. Полагаю, это было внезапное и, к сожалению, мимолетное озарение неизвестного зодчего. Ее мы переделывать не будем, разве что какие-нибудь мелочи… Все остальное никуда не годится. Убрать это будет легко, вы, наверное, заметили: крепость сама рушится… Замковое место всегда избавляется от неправильных построек, в ход идут даже землетрясения, пожары и войны. Но чаще происходит так, как у вас — быстрое неостановимое разрушение… Вот здесь будет внутренний двор… Центральная башня… Стена двойная… Ворота.
И вдруг я поймал себя на том, что слушаю, весь подобравшись, охваченный внезапной бешеной надеждой. Словно говорил со мною ангел, посланный мне в награду за долготерпение. Я поймал себя на том, что верю в несокрушимую твердыню, которую он мне построит, в свое будущее могущество и в свою неотвратимую месть. И снизошло на меня неслыханное спокойствие, словно уже встала смертоносная стена, и были по одну ее сторону я и мастер со светлым ликом, а по другую — король, братья, Рыжий, равнина, и все они разом наступали на нас и не было им уже спасения.
Наступила тишина.
— Вы все еще считаете меня шпионом? — усмешливо спросил он.
— Нет, — отозвался я каким-то не своим, придушенным голосом. Сказал, и тут же пожалел. Что-то недостойное было в этом жалком «нет», что-то безмерно унизительное. И я продолжил сурово: — Шпионом я тебя уже не считаю. Ты предлагаешь мне разрушить Даугтер, а это, конечно, не шпионаж. Это, малыш, по-другому называется. К тому же, все, происшедшее здесь, говорит за то, что ты колдун. А по закону…
— Колдун? Я? — изумился он, прижимая ладонь к груди.
— …А по закону каждый, изобличенный в колдовстве, должен быть немедленно уничтожен. И только огонь избавит мир от скверны. Только огонь!
Это неожиданно подействовало. Вид у мастера сделался недоумевающий и горестный. Увереннность его таяла на глазах.
— О… — выдохнул он. — Да нет же, вы опять все неправильно поняли. — Главное, чтобы понял ты, — входя во вкус, жестко произнес я. — Тебя сожгут во дворе прямо сейчас.
Он отшатнулся.
— Да вы что! Что я вам сделал? Всего лишь показал место, которое вы и без того нашли бы рано или поздно. С вашей-то чувствительностью! При чем тут колдовство? Сила этого места не зависит ни от кого на земле. Я такой же колдун, как и вы!
Мастер затараторил и замельтешил, снова превращаясь в дрожащего мальчишку. Я не сомневался, что теперь-то уж ему по-настоящему страшно, и не прерывал, пока он не умолк сам, уставясь на меня с тихим отчаянием. Потом он отвернулся, сел прямо на чертеж и уткнул лицо в колени.
Сдерживая улыбку, я разглядывал тощий затылок, остро торчавшие лопатки, обтянутые линялым кафтаном, грязные светлые вихры. Жалок и тщедушен был посланник небес, да видно, не нашлось там для меня другого. Я был благодарен даже за один только чертеж, за рассказ, за мгновение надежды. Но больше всего — за то, что он, наконец, испугался. Я обошел его и спросил почти ласково:
— Эй, тебе сколько лет?
— Ш… Шс… надцать, — сдавленно вымолвил мальчишка и до меня донесся весьма явственный всхлип.
— Ну-ну. — Я тронул его ногой. — Не бойся, я пошутил.
Он вскинул мокрое лицо.
— Да просто обидно. — Голос его дрожал. — Такая несусветная тупость. — Пошутил, говорю! — прикрикнул я.
Медленно вытирая щеки ладонями, он пробормотал, что впервые видит человека, не заинтересованного в усилении собственной крепости. Так и хотелось мне крикнуть, что не моя это крепость, будь она проклята, и ты будь проклят со своими дьявольскими искушениями, но вместо этого я заорал совсем другое: — А строить кто будет? Я тебе буду строить, ты, умник?
На это он ответил, что все должно произойти само собой, что найдутся и люди, и все, что нужно, как это всегда было у мастера Гэдана.
— Теперь уж все будет хорошо, раз мы наконец встретились, я и замок, — заключил он.
— Отлично, малыш. Будешь сидеть здесь, пока все не найдется само собой. Только ждать, наверняка, придется долго, очень долго.
С этими словами я направился к выходу и услышал позади тихое:
— Нет, я так не думаю.
Поднявшись к себе, я кликнул Фиделина, велел принести вина и, не раздеваясь, повалился на кровать. Никогда в жизни я так не уставал. Ничто не шло в сравнение с этой беседой, даже памятный поединок с лордом Гаргом, после которого мы поклялись в вечной дружбе, поединок, закончившийся вничью, потому что мы оба свалились с ног от усталости.