Здесь ради торта

Милликин Дженнифер

Невероятно, но сейчас она здесь, слева от невесты. Она носит волосы распущенными, извилистыми локонами, спадающими на плечи, оголенными платьем. Готов поспорить, что королевская синяя ткань делает ее глаза скорее голубыми, чем зелеными, и мне вдруг стало нестерпимо любопытно узнать, так ли это.

Она все еще самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, и воспоминание о том, как я сидел рядом с ней, как я был обладателем ее мыслей о жизни и грелся в ее восторге, когда ей нравилось что-то, что я говорил, сильно бьет меня в центр груди.

Она пьет один

из этих чертовых мартини с личи и выглядит скучающей. Или грустной. Трудно сказать. Ее плечи напряжены, а уголки рта опущены, и это может означать многое.

Толчок Лекси в поясницу выводит меня из задумчивости. Хорошо, что меня буквально вытолкнули обратно в реальность: я мог бы стоять и смотреть на Пейсли всю ночь.

Я позволяю Лекси протащить меня сквозь толпу по двум причинам. Во-первых, здесь, вероятно, астрономическое количество чеков на выпивку, над которыми нужно поработать. Во-вторых, я не знаю, какой смысл здороваться с Пейсли спустя столько времени. Наверное, лучше не будить лихо, пока оно тихо.

Двое посетителей, ожидающих коктейли, бросают на меня смертельные взгляды, когда я скрываюсь за барной стойкой. Я не объясняю свое отсутствие, потому что там слишком шумно, чтобы они меня услышали.

После двадцати минут, в течение которых я сосредоточенно разливал напитки, я достиг того момента, когда меня настигло озарение.

Мой карман вибрирует в тот самый момент, когда Рауль говорит, что собирается сбегать в подсобку и поставить новый бочонок.

— Я сделаю это, — быстро предлагаю я, останавливая его. Обычно я пропускаю все звонки через голосовую почту, но сейчас я жду один конкретный.

С помощью ключа на связке из моего кармана я вхожу в комнату с бочонками и достаю телефон.

— Дом, — произношу я имя своего кузена вместо приветствия.

— Ты находишься в…?

— Не заканчивай предложение предлогом.

Я почти слышу, как он закатывает на меня глаза по телефону.

— Где ты, придурок?

У меня нет времени на болтовню.

— Работаю. У меня всего минута.

Я волновался всю неделю. Дом не только мой ближайший кузен, он еще и мой литературный агент. Недавно он отправил мое предложение по книге редакторам всех крупных издательств.

— Хорошо, — отвечает он, — потому что это займет не больше десяти секунд.

Я сдуваюсь. Хорошие новости не доставляются так быстро. А вот плохие — да.

— Никому не нужна рукопись? — я знал, что лучше не надеяться, но все равно втайне делал это. Я прижимаю телефон к уху плечом и проверяю, пуст ли бочонок.

— Проблема не в твоей рукописи. Ты начинающий автор, и у тебя нет никаких социальных сетей. Издателям нужно от тебя хоть какое-то присутствие в сети. Они не хотят нести полную ответственность за твой маркетинг, — Дом прочищает горло. — Кроме того, все сидят в Интернете, так что тот факт, что ты не сидишь, выглядит странно.

Я держу язык за зубами, отключая линию подачи углекислого газа. Я странный, раз не делюсь фотографиями своего ужина с незнакомцами?

— Я же говорил, что такое может случиться, — напоминает мне Дом.

Прямо сейчас мне хочется

взять его за шею и повалить на землю, как я делал, когда мы были детьми, до того, как он уехал в Нью-Йорк в колледж и больше не возвращался.

— Да, я знаю.

Я поднимаю ручку переходника у основания крана, где он соединяется с бочонком, и поворачиваю ее против часовой стрелки.

Не могу поверить. Я работал над этой рукописью четыре года. На этих страницах моя душа. А теперь она не получит возможности быть рассмотренной, потому что цена входного билета — присутствие в Интернете.

FML[xvii].

Получи, Лекси. Я знаю аббревиатуру.

— Мне пора, — говорю я, подсоединяя переходник к новому бочонку.

— Подумай о социальных сетях, — говорит Дом, совсем не мягко. — Ты не сможешь выиграть, если не будешь играть.

— Так говорят люди, которые покупают лотерейные билеты.

— И двадцатишестилетние писатели, которые находятся на расстоянии одного разочарования от того, чтобы увидеть, как их мечты сгорают в огне.

— Мудак, — бормочу я, выходя из комнаты с бочонками и закрывая за собой дверь.

— Иди смешивать напитки, плакса. Позвони мне, когда будешь готов показать себя.

Он вешает трубку, и я убираю телефон в карман. Дом изрядно нагрубил мне, но никто и никогда не верил в меня так, как он. Он годами позволял мне читать ему свои истории вслух. Отчасти благодаря мне он стал литературным агентом. Он часть причины, по которой я продолжаю писать.

Иди смешивать напитки, плакса.

Его резкие слова сопровождают меня на пути обратно к музыке, толпам людей, раскачивающимся на месте и смеющимся. Скоро все успокоится, как только все перейдут в ряд баров и клубов, расположенных через несколько улиц.

Удрученный, я на автопилоте возвращаюсь к своим обязанностям.

Работа барменом в модном ресторане не самая плохая, но я не хочу заниматься этим вечно.

ГЛАВА 4

Пейсли

Все в стельку пьяны, включая мою маму. Они обсуждают, куда бы им пойти, а я мечтаю вернуться в отель. Удобные треники, бокал розe и пульт дистанционного управления — вот что я представляю себе в идеальный пятничный вечер. Мне также не хотелось бы тратить деньги на роскошный номер, за который заплатила моя мама. Халат, висящий в шкафу отеля, мягче, чем мех новорожденного котенка, и на нем, по совпадению, написано мое имя.

Я задержалась в ресторане, чтобы оплатить счет с помощью кредитной карты, которую я указала, чтобы зарезервировать столик. Я должна встретиться с остальными участниками вечеринки у входа, но какова вероятность того, что они будут слишком пьяны, чтобы запомнить мои инструкции, и отправятся в следующий пункт назначения без меня? Довольно высока, учитывая, что я и так чувствую себя не в своей тарелке.

Как и в гостиничном номере, они ненамеренно поместили меня на окраину, но так уж получилось. У меня нет смешных или милых историй о Сиенне и Шейне, как у других четырех женщин в нашей группе. Я фальшиво улыбаюсь и смеюсь во время их рассказов, но в остальном я молчу.