Здесь русский дух...
Шрифт:
Бейтон в знак согласия кивнул головой.
— Да, без продовольствия нам не выстоять, но где его взять? У маньчжуров? Об этом и думать нечего.
— Почему? — спросил Федор.
— Да тогда мы последних людей потеряем! — заявил полковник. — Маньчжуры ведь только делают вид, что им не до нас. На самом деле они только и ждут случая расправиться с нами. Каково им возвращаться без славы домой? Если б им это было не суть как важно, то давно могли уйти, а то, видишь, бумажками стали нас забрасывать…
Так оно и было. Отчаявшись взять крепость силой, азиаты пошли на хитрость. Они стали привязывать к стрелам записки, в которых недвусмысленно предлагали албазинцам сдаться.
— Может, примем их предложение? — подал голос кто-то из десятников. — Вон они и продовольствием обещаются снабдить, и до Нерчинска проводить с охраной. Тех же, кто пожелает перейти на службу к верховному правителю, обещают щедро наградить.
— Никогда! — гневно воскликнул Федор. — Вчера ночью к нам человек от маньчжур перебежал, Миюска. Глаза голоднющие, а сам худой, точно скелет. Говорит, что состоял в работных рядах и меча в руки не брал. Врет, но ладно. Если ему верить, то среди врагов тоже мор идет, и припасы съестные у них на исходе. Я его через переводчика Ваньку нашего косоглазого спрашиваю, знает ли он, где у маньчжур обозы с продуктами стоят. Сказал, что готов указать. Я предлагаю взять один из обозов.
— Ты сдурел! — вытаращил на него глаза полковник. — Мы так всех людей положим.
— Тогда остается одно — сдаться, — усмехнулся Федор.
Бейтон поморщился.
— Это ты, брат, хватил. Сдаваться мы не будем.
— Тогда надо прорываться к нашим в Нерчинск, — предложил Петр.
— Что будет с крепостью? — спросил казачий голова. — Неужели снова отдавать ее врагу? Нет, надо по-иному поступить.
— Говорю же, давай возьмем обоз, — стоял на своем Федор. — Чего, полковник, так смотришь на меня, будто я тебе алтын должен? Поверь, я возьму с собой таких людей, которые и черта из-под земли достанут. Они и на османов ходили, и на персов, а азиаты им как семечки. Короче, подумай, Афанасий Иваныч. Иного пути у нас нет.
Той же ночью отряд казаков под водительством Федора Опарина, прихватив с собой перебежчика Миюску, оправился на вылазку. Петр тоже хотел седлать коня, но отец остановил его. «Не думай, говорит. — Если не вернусь — станешь в семье за главного».
Тимоху он не взял с собой, хотя тот и собирался. «Ты, сынок, — сказал ему отец, — должен Гермогеново дело продолжить. Если сменил топор на монашеское одеяние, значит, это твоя судьба. Строй церкви, молись Богу и неси православие по всему Амуру. Люди потом помянут тебя добрым словом. Так и должно быть: кому-то суждено молиться за людей, кому-то хлеб сеять, а кто-то должен границы державы стеречь. В единстве и сила наша».
…Осторожно ступали кони. Впереди всех Миюска на низкорослой даурской лошаденке, который окольными путями пытается вывести казаков к дальнему лесу, где, по его словам, находится обоз с провиантом. Чуть позади него Федор на своем вороном. Киргиза-то еще в прошлую осаду потерял, теперь вот этот конек его выручает. У него не та стать, что у прежнего, но зато конь покладист и смышлен. Его казак еще в Нерчинске выменял на трофейный пистоль с серебряной рукояткой. Купец просил вдобавок еще и дорогую турецкую саблю, но Федор по-мужицки сунул ему под нос свой пудовый кулак. Этого, мол, не хочешь?
За Федором, опасливо озираясь по сторонам, молча следовали гуськом его старые товарищи: Гридя Бык, Иван Шишка по прозвищу Конокрад, Семен Онтонов, Карп Олексин, Фома Волк, Григорий и Леонтий Романовские; замыкал строй Ефим Верига, напросившийся идти вместе с Федором. У всех одна мысль — как бы успеть до рассвета захватить обоз. Не получится — лучше умереть, чем с пустыми руками возвращаться назад, ведь люди в крепости надеялись на них.
Тихо вокруг, и лишь слышно, как где-то на вражьих позициях перекликались часовые. «Только бы они не почуяли нас, — подумал Федор. — Не то такой шум поднимут, что в пору будет возвращаться. В голодную смерть? Жалко людей-то, и внуков своих малолетних тоже. Если помрут, то кто тогда род опаринский продолжит? Нет, надо сделать все возможное. Сейчас мы нападем на обоз, перебьем сонную охрану — и делу конец. Потом останется только доставить захваченный трофей в крепость. Пустяки, короче говоря. Надо будет — на своем горбу вынесем»…
«Почему так тихо? — неожиданно подумал Федор. — Маньчжуры внушили себе мысль о нашей полной немощи? Может, у них и сил-то уже нет, чтобы стеречь себя? Рассказал же беглый о хвори, душащей маньчжур. Если так, разве им есть дело до нас?»
Только обманчивой была такая тишина. Не успели казаки ступить на поляну, где находился обоз, как лес вокруг них вдруг озарился светом. Затрещали костры, забегали люди с факелами. Они что-то громко кричали, пытаясь взять чужаков в кольцо.
Русские погрузились в панику. Метались по кругу, словно загнанные волки, и не знали, как им быть.
— В сабли! — первым пришел в себя Федор. — Айда за мной! Вперед! — Он с силою хлестнул плетью коня, направив его прямо на врага.
— Гей, гей, казаки! — закричали товарищи. — Бей их, собак треклятых, бей!
С ходу прорвать кольцо маньчжур казакам не удалось. Выставив вперед копья, те не подпускали их к себе. Снова казаки метались по кругу, пытаясь отыскать в неприятельских рядах брешь. Тем временем кольцо вокруг них продолжало сжиматься. Чтобы пробить себе дорогу, казаки стали отчаянно бросаться на копья. Один бросок, второй, третий… Звенел металл, хрипели от натуги кони, и то ли пот, то ли кровь застила глаза мужчинам.
— Давай-давай, братцы! — ловко орудуя саблей, попытался подбодрить товарищей Федор. — Не помирать же нам по запечьям да у бабьих подолов! Если умрем, то не в пьяном угаре, а в бою!..
— Любо! — услышал он в ответ.
— Вспомним, товарищи мои, как мы османов били! — зазвучал натужный голос Федора. — Как били турок проклятых… Как крушили и жгли боярские имения, секли богатеям головы. Помните, как ходили на добычу и на угон за маньчжурами! Помните, братцы?
— Помним! Все помним! — отвечали ему товарищи.
— Так не посрамим же казацкий род и сейчас! — ударив саблей бросившегося на него маньчжурского ратника, крикнул он.
— Не посрамим! — послышалось в ответ.
Снова звенела сталь, и падали под ударами казацких сабель иностранные враги.
— Давай-давай! — прозвучал голос Федора. — Гей, Гридя! Где ты там? — позвал он товарища. — Жив ли?
Гридя Бык хотел что-то сказать в ответ, но острая маньчжурская стрела пронзила ему грудь.
— Прощайте, казаки… — только и успел вымолвить Гридя перед смертью.