Здесь русский дух...
Шрифт:
Кони плыли по реке, фыркали, пытались справиться с течением. Их не менее дюжины. Где-то рядом — погонщики. Для них сейчас главное — не растерять лошадей, потому они даже в воде пытались работать плетьми.
Вот и коса. Выбравшись на отмель, кони, подгоняемые погонщиками, устремились к высокому берегу.
— Тимоха! Ты со своими ребятами займись конягами, а мы вдарим по ворам! — велел Петр брату. — Их, кажется, немного…
— Да пятеро их, пятеро. Я уже сосчитал, — шептал в темноте Митяй.
Теперь они ждали, когда лошади поднимутся на высокий берег.
Снова бешено забилось Петрухино сердце. Вот-вот выскочит из груди…
— Вперед, братишки! — дождавшись, когда последняя лошадка поднимется наверх, скомандовал Петр и сам повел товарищей в бой.
Окруженные со всех сторон преступники пытались прорвать кольцо, но всякий раз напарывались на выставленные вилы, а то попадали под тяжеленные палки. В конце концов сбросили с коней четверых, а вот пятому удалось улизнуть. Пометавшись в кольце, он вдруг с силой стегнул свою лошадку, и она пролетела над головами молодых казаков, убегая в ночь.
— Черт, ушел! — выругался Тимоха.
— Полно, брат! Пусть себе живет. Може, когда еще встретимся… — хлопнул его по плечу Петр.
Назад молодые люди возвращались верхом, разгоряченные и довольные собой. Сколько разговору-то! Каждый старался похвастать перед товарищами своей удалью.
— Ребята! Кто теперь оспорит наше звание казаков? — важно проговорил Петр.
— Пусть только попробуют!.. Да мы… Да мы… — подняли вверх носы парни.
— Пора к атаману идти, в войско проситься! Нас все за каких-то слепых котят держат, — сказал Костка Болото.
— Точно! — бодро поддержали его товарищи.
«Пойдем», — ласково потрепав за гриву мохнатую даурскую лошадку, подумал Петруха. Теперь у него и конь есть, и трофейная сабелька, висевшая на боку в тяжелых ножнах и гревшая ему душу. Все это он не где-то украл, а добыл в бою. Выходит, они и впрямь с товарищами настоящие казаки. Если так, то самое время поступать на службу. Не век же бегать по улицам с разбитыми коленями…
…Июльская трепетная ночь, наполненная ароматом лесов и полей, звездами и летающими во тьме насекомыми. Осторожно ступали лошади по объезженной дороге. Казаки дремали в седле, покачиваясь в такт конскому шагу. Впереди всех — атаман со старшиной; за ними — крепко державший в руках войсковой штандарт Васюк Дрязгин. Тоже вроде впали в дрему, но это только так казалось. Ночь — как та роковая женщина. Расслабившись, не заметишь опасности. Поэтому атаман только симулировал дрему, а сам же напряженно вслушивался в тишину. Каждый шорох в темноте, каждый неясный звук привлекали его внимание. Не засада ли?..
Федор настороже. Чтобы не заснуть, он начал думать о Саньке.
Как же она хороша была в ту последнюю ночь! Так ласкала, так ласкала. Как в последний раз. Откуда столько страсти в этом крошечном теле? Хотя у азиатских женщин такие вещи в крови, потому они и считаются самыми лучшими любовницами в мире. Об этом Федор узнал еще на Дону, когда брал в наложницы персидских и турецких девиц. Поначалу брыкаются, как дикие козы, но потом привыкают, успокаиваются. Вот и азиатка Сан-Пин, когда-то походившая на нераспустившийся цветок лотоса, наконец-то привыкла к нему. Даже по имени стала ласково называть. «Федька, — иногда скажет, — ходи ко мне ночью — наласкаю». Его и просить не надо. Летел, как пчела на мед. Наталья мужу в ноги бросалась и молила, чтоб не уходил, но разве остановишь кобеля, по которому сохнет молодая сучка? Как только на дворе становилось темно, казак уходил, а женщина потом всю ночь рыдала в подушку, воображая, как в эту самую минуту азиатка ласкает ее мужа.
…Фыркал Киргиз, словно почуяв где-то рядом чужой дух, и земля дрожала от стука десятков копыт. «Широко поле каргайское, на нем много скота тараканского, один пастух, ровно ягодка…» — глядя на звездное небо, подумал Федор.
— Атаманушка, ты там не спишь? — тихонько спросил он Никифора.
— Не сплю. Чай, не на печи лежу. Чего ты вдруг спросил? — буркнул тот.
— Да так… Ты вот скажи мне, маньчжуры будут с нами воевать или как? — произнес старшина.
— Бес их знает… Хотя, как говорится, времена шатки — береги шапки, — как-то неопределенно ответил тот.
— Вот-вот… Что-то неспокойно у меня на душе… — вздохнул Опарин.
— Вот чую что-то. Вроде как смертью в воздухе запахло. Мне-то уже давно знаком этот дрянной запашок. Чай, не впервые воюем… — усмехнулся Федор.
Казак помнил, как его встретил Черниговский, когда через долгие месяцы скитаний он оказался с семьей на Амуре.
— Воровское лицо!.. Чую, с Дону бежал… Никак у Разина служил? — усмехнувшись, сказал тогда он.
— Так, атаманушка. Теперь хочешь — казни, хочешь — милуй. Только семью мою, прошу, не трожь. Не виноватые они ни в чем, — не стал отбрехиваться Федор, чем сразу подкупил того.
— Отчего ж сразу так? Тут ведь нет ангелов — все с грехами, — сказал Никифор мужчине, похлопав его по плечу. — Главное, чтобы ты не с худым умыслом к нам прибыл, а для подвигов во имя нашей святой Руси.
Атаман переводил взгляд туда, где возле запряженной в телегу клячи стояло Федорово семейство.
— Твоя семья?.. Хорошо, — сказал он. — Нам надо обживать этот край… Чего там у тебя за возок? Уж не барахлишко ли краденое везешь?
— Есть и барахлишко. Только я к тебе не с пустыми руками пришел, атаманушка. Привез я с собой разное оружие, — признался Федор.
— Ишь ты! Где же ты его взял? — удивился Никифор.
— По пути прикупил…
Его деньги и дорогие трофейные украшения, которые Опарин тайком привозил в Москву, Наталья сберегла. Без этого им бы пришлось туго в дороге. Так и поесть могли, и одежонку сменить.
— Это хорошо… Чего за оружие? — не терпелось узнать атаману.
— Есть и самострельный городовой наряд: пушечка, пищали городские и ручные. Пороха, считай, пуда с два. Война для меня — мать родна. Могу и пушкарем, и затинщиком, и пищальником. Если дашь коня, то я и в твой казацкий строй встану. Дело-то привычное.
Никифору неожиданно показались медом эти слова, и он широко улыбнулся, поинтересовавшись:
— Кем ты у Стеньки-то Тимофеева был?
— Сотником, — ответил Федор.
— Ишь как! Мне такие рубаки ой как нужны — и порох нюхать, и смерти не бояться. Не боишься? — воскликнул Никифор.
— Нет… Привычный я…
— Пойдешь ко мне войсковым старшиной? — улыбнулся атаман.
— Отчего ж не пойти? Пойду. Только где оно у вас, войско-то? — поинтересовался Федор.
Атаман нахмурил брови. Ведь его и самого мучил этот вопрос. Что и говорить, людей у него покуда мало.