Здесь русский дух...
Шрифт:
— Ой, Петенька, боюсь я что-то, — прижимается к нему Любашка. — А вдруг разлучит нас война?
Петр усмехнулся.
— Тут не войны надо бояться — твоего родителя, — говорит. — Вон он как последний раз меня ругал. Может, нынче успокоился?
Любашка покачала головой.
— Да не любит он вас, казаков. Говорит, что вы народ гулящий и у вас на уме одни только праздники. Живете, точно те цыгане…
Петр даже языком прищелкнул, услыхав такое.
— Много твой отец знает про казаков! — с обидой проговорил он.
— Нет, Петь, правда… —
— Чего? — возмутился Петр. — А кто вас, хороших, от врагов стережет? Не мы ли, казаки?.. Гляди-ка, какие они умные! Ты погоди! Время придет — будем мы и хлеб сеять, и торговать, и сапоги прошивать. А пока нам надо землю эту от врага беречь. Или ты не согласна со мной?
— Да я-то согласна, а вот папа… Сказал, что замуж меня выдаст только за своего, за деревенского. Который, конечно, не гуляет и не ленится. А что, говорит, казак? Всю жизнь с ним провеселишься, а добра так и не наживешь.
Петр хотел сказать что-то обидное в ответ, но тут вдруг совсем рядом послышались чьи-то голоса.
— Здесь их ищите! Это их место…
— Да ведь это Захарка! — испугалась девка. — Его голос. И как, окаянный, выследил-то нас?
— Тише ты! — предупредил ее Петр. — Вдруг не найдут.
Но в этот момент заржал привязанный к дереву Петров скакунок, будто почуяв опасность.
— Никак его конь! — кричит Захарка. — Вон, значит, где они прячутся…
— Ты беги отсюда! — велит Любашке парень. — Я сам их встречу. — Он вскочил на ноги и схватился за нагайку. — Ну, чего ждешь? Беги-ка отсюда! Не бабье дело — видеть, как мужики дерутся.
Любашка метнулась в кусты и там притихла. Решила, что плохо любимого человека оставлять в беде — а вдруг ему помощь потребуется? Так вот она и побежит народ звать…
Петр подумал, что слободских будет не так много и ему удастся нагайкою отбиться от них, но оказалось, Захарка привел с собой всю местную бедноту.
— Вон он! Вон он! — завидев Петра, закричал кто-то из парней. — Держи его, не то сбежит!
Но тот и не думал бежать. Это ж кем нужно быть, чтобы опозорить звание казака?
Петр и глазом не успел моргнуть, как оказался во вражьем кольце.
— Ну, чего, казак?.. — задиристо начал Захарка. — Я же тебя, кажется, предупреждал, чтобы ты к Любке не лез? Не послушал меня — знать, снова тебя бить будем.
— Да тут и большого ума не надо, чтоб одного-то одолеть, — едва сдерживая дрожь в коленях, говорит казак. — Слабо один на один?
— Что, испугался? Труса празднуешь?.. — усмехнулся Захарка.
Петр разозлился:
— А то я тебя боюсь!
— Не трус таракан, да ножки коротки, — произнес кто-то из слободских, чем вызвал у товарищей веселый смех.
— Тараканы — это вы! — скрипит зубами Петр, не привыкший спускать обидчикам. — Только и умеете, что толпой на одного. Тогда у кого ножки-то коротки? Не у вас ли?
Захарку его слова задели за живое.
— А ну, ребята, всыпьте ему, да как следует! — велит он товарищам.
— Только подойдите — мозги вышибу! — взмахнув нагайкой, грозно предупредил Петр.
Слободские растерялись. Этой минуты Петру хватило на то, чтобы отвязать своего коня и прыгнуть в седло.
— Ну теперь ждите! — кричит. — Щас я своих приведу… Вот уж дадим вам жару!.. Но, милый! — пришпорив пяткой коня, крикнул он, и тот с места пустился в карьер.
— Вот сучье отродье, сбежал! — выругался Захарка. — Ну, теперь давайте гостей ждать. Берите, ребята, потяжелее орудия — будем их встречать.
Албазинские появились нескоро. Они вихрем выскочили из-за поворота и поскакали прямо на поджидавших их у дороги вооруженных слободских.
— Ги! Ги! — кричали они, размахивая нагайками. — Ги! Ги!
Лошади, храпя и ломая землю копытами, стремительно мчались вперед.
Казаков было не больше дюжины, однако их воинственный вид и дикие вопли так напугали слободских, что они тут же бросились врассыпную. Не останавливаясь, молодые казаки на глазах у всей слободы с победными криками промчались улицей и, нагнав на людей страху, ускакали домой.
Петр видел, как испуганно глядела из окна на них Любашка, как, стоя у калитки, махал им вслед кулаком ее отец, как плевались в их сторону напуганные до смерти бабы, а мужики непослушными руками лихорадочно пытались крутить цигарки.
— Ура! Проучили слободских! — тем же лихим порядком возвращаясь домой, радовались молодые казаки. — Будут теперь знать, как обижать нашего брата.
А утром атаман им учинил разнос. Еще накануне пришел к нему слободской староста и пожаловался на негодяев.
— Чтоб больше этого не было, понятно? — выговаривал он понуро стоявшим перед ним молодым казакам. — Вы ж не разбойники какие-нибудь, отчего ж тогда народ-то пугаете?
— Так ведь они проходу нам не дают! — попытался оправдаться за всех Тимоха.
— Цыц, щенок! — рявкнул на него Никифор. — Когда атаман говорит, надо слушать. Короче, я все сказал. Еще раз повторится — посажу в подклет на голый хлеб и воду. И будете сидеть там у меня. Не нужны мне такие казаки, которые звание наше высокое позорят. Все поняли? То-то же, — примирительно проговорил он. — А со слободскими помиритесь. Не враги они вам. Ведь начнись какая заваруха — вместе будете воевать. Одна родина-то у нас…
Глава десятая
В СТОЛЬНОМ ГРАДЕ
— Ты что это, Федор Михайлов, ни свет ни заря ко мне примчался? Или дела какие неотложные тебя привели? — потревоженный скрипом половиц в спальне, открыл глаза государь.
— Дела — они каждый день дела, — отвесив земной поклон, добродушно ответил стоявший возле царского ложа дворецкий.
— Не томи! Говори, чего там стряслось? Или опять смута на дворе? Может, новая зараза к нам в дом пожаловала? — произнес царь, откидывая пуховое одеяло и поднимаясь с постели.