Здесь русский дух...
Шрифт:
— Как, Яков, не подведут нас сегодня твои собачки? — подошел царь к молодому ловчему Якову Бородину, высокому молодцу с русой волнистой бородой, принявшего эту должность после смерти опытного зверовика Онуфрия Точилина.
На царе — обыкновенный дорожный кафтан неяркого цвета, красные сафьяновые сапоги и шапка, обшитая собольим мехом. В таком наряде он ничем не отличался от остальных охотников, разве что иностранные посланники выглядели иначе. Азиаты носили синие халаты в пол с холстяной опояской, а европейские гости — дорожные плащи, шляпы с перьями и сапоги-ботфорты.
— Не подведут, батюшка царь! — пообещал Яков.
— Гляди у меня! — нарочито нахмурил брови государь. — В прошлый-то раз сплоховал ты, братец, и не туда увел свою свору… — Алексей Михайлович тяжело вздохнул. — Знаю, знаю, по неопытности, но время научит. Все мы вначале делаем промахи, пока не заматереем. Жаль только, что там и жизни конец…
Потом царь собрал вокруг себя молодых охотников и стал наставлять их.
— На лазу стой, глаз не раскидывай, — говорил он. — Пропустил — не беда. Тотчас рог ловчему посылай. — Алексей Михайлович порыскал глазами вокруг. — Ты, Клим Васильев, — ткнул он пальцем в старшего сынка боярина Василия Пырьева, — больше не озорничай. Я ведь видел, как ты в прошлый раз молодую огневку плетью-то убил. Всего-то щенок! Не совестно тебе? — государь перевел дух. — Смотрите, понапрасну в рожок-то не дуйте, а то у иных из вас есть такое обыкновение, — продолжал поучать царь охотников. — Чуть что — тут же зовете на подмогу. Бывает, зверь маленький, енот, например, пробежит, а вам уже волчий хвост чудится. Сейчас я сам за вами следить стану. Если что не так — могу и плетью огреть. Помните! Сейчас — по коням!
Двое рослых слуг тут же подскочили к царю и помогли ему сесть в седло. Раздался свисток. Услышав знакомую команду, собаки радостно взвыли. Первым двинулся ловчий, за ним охотники с гончими и борзыми, старшие псари на конях с придворными, гости, девицы, бабы, прислуга. Возле обоза остался лишь один помощник дворецкого Авдеев с мелкими слугами. К возвращению охотников путники должны будут разбить стан: поставить шатры, разжечь костры и приготовить горячую пищу, а если не успеют, получат от царя порядочнейшего трепака. Тот мог и по уху съездить, и за бороду оттаскать. Так уж он порядок любил.
Скоро вдали захлопали охотничьи кнуты — арапники, и следом раздались громкие голоса людей. Оказывается, ловчий с помощниками наткнулись на зайца и лису, стараясь друг друга перекричать.
— Вперед, псари, вперед! Не останавливайся! — громко командовали ими, и те продолжали кричать и хлопать кнутами. Затем раздался лай — по следу зверя пустили гончих.
— Слышьте? Никак лисогоны залаяли… Или птицу сняли с гнезда, или зайца… — ни к кому не обращаясь, задумчиво произнес Авдеев.
— Скорее уж рыжую лису, — заявляет невысокого роста кряжистый холоп. Словно не обращая внимания на погожий денек, он оделся в полушубок кожей наружу. Барины будут на перинах ночевать, а ему придется на сырой земле лежать.
— Может, и рыжую, — согласился помощник дворецкого. — Кому она сейчас линялая-то нужна? Если б зима, тогда другое дело…
Гончие и впрямь наткнулись на лисицу. Втравленная в болото, хвостатая лисица, видя свое безвыходное положение, рванула прямо на охотников. Пробившись сквозь свору гончих, она бросилась под самые копыта царской гнедой. Задержавшись на мгновение, чтобы оценить обстановку, лисица вдруг шмыгнула в траву и была такова. Ловчий хотел сначала выставить на нее лисохватов, но царь строго велел ему придержать борзых. То ли пожалел хвостуху, то ли просто понимал, что толку убивать лисицу сейчас нет. Зачем совершать подлости?
В эту минуту неподалеку в кустах зазвучал рожок, и ловчий направил свою свору на звук. Потом охотники долго мучили зайца, с шумом и криками гоняя его по перелескам да полям, пока он не попал в зубы борзой. После зайца попался молодой олень, которого взяли всем миром.
Зверь нынче попадался редко, но и имевшейся живности хватало для охотничьего азарта. Чего стоила только травля отбившегося от своей стаи и заблудившегося среди трав и кустарников матерого бирюка-волка.
— Есть волки и в нашем колке! — завидев мечущуюся среди трав спину лесного животного, обрадованно воскликнул кто-то из охотников.
— А то! — услышав такие речи, с нескрываемым задором проговорил ловчий Яков Бородин. — Скучать не придется… Ату! Ату! — закричал он выставленным на травлю волка псам. Вслед за ним начали «атукать» и остальные охотники.
Волчара оказался верткий. Он ловко уворачивался от псов, пока те не выгнали волка на место стрелков в облаве, и тут кто-то из охотников уложил его из ружья.
Посмотреть на добычу съехались все охотники. Они с любопытством рассматривали трофей. Особенно заинтересовался убитым волчарой глава цинских послов, пожилой маньчжур невысокого роста по имени Чжоу. Он долго изучал тушу и все время качал головой, приговаривая что-то на своем наречии.
— Вот так мы поступаем со всеми врагами рода человеческого! — с некоторым вызовом произнес подъехавший к маньчжуру молодой боярин Алексашка Глызин. Отец Варфоломей — католик, служивший переводчиком при цинской посольской миссии, перевел его слова посольнику. Тот внимательно поглядел на Алексашку и усмехнулся. Видно, понял намек.
…Чжоу работал послом уже много лет. Где он только не побывал за свою долгую жизнь, и почти всегда возвращался в Пекин с добрыми вестями! Его считали умным и хитрым человеком, к тому же небывало везучим. Именно дипломату Чжоу верховный правитель доверял самые важные посольские дела, ведь тот всегда возвращался с победой.
На этот раз ему не повезло. Он-то надеялся легко уговорить слывших своей уступчивостью добродушных варваров убраться с Амура. Чжоу думал, льстивые слова императора Шэн-цзу, которыми пестрела привезенная посланниками имперская грамота, а вместе с ней и дорогие подарки, сложенные к ногам русского хана, сделают его покладистым, но нет! Вместо этого русский хан вдруг заявил, что на Амуре русских людей нет, так как он никого туда не посылал, и последняя русская крепость находится на реке Шилке и зовется Нерчинском. Маньчжуры в растерянности. Как же так? А Албазин? А Кумарский острог? Разве это не русские крепости? Не мои! — уперся царь. Гулящие люди да беглые, нашедшие себе приют за восточными границами его царства. Вот-де с ними и говорите!
Впрочем, Чжоу просто не мог поверить в царские сказки.
— Как же Никифор Черниговский? — прищурив и без того узкий глаз, спросил он Алексея Михайловича. — Не ты ль, о, великий хан московский, назначил его своим приказчиком на Амуре? Не твою ли волю он исполняет, совершая набеги на цинские земли? Убери Никифора Черниговского с Амура, хан, а вместе с ним и казаков с пашенными, которые не на своей земле хлеб сеют.
О, если б царь мог сейчас высказать все накипевшее в его сердце! Хотя… Зачем? Этим католикам неведомы тонкости русского языка, поэтому они переводят неточно, если не сказать, погано. Надо, чтобы не в бровь, а в глаз! Алексей Михайлович не имел своих переводчиков, понимающих маньчжурскую речь, и поэтому-то посредниками на переговорах выступали исключительно папские люди. Их духовная миссия, посланная для обращения иноверцев, с некоторых пор свила гнездышко в Пекине. Надо предложить Матвееву отправить в Пекин человека, способного к языкам. Вернувшись, такой человек научил бы всех желающих говорить на маньчжурском, — подумал Алексей Михайлович.