Здесь русский дух...
Шрифт:
— Как тебе в монастыре-то живется? Всем ли ты доволен? Не обижают? — отпивая морковный чай из блюдца, поинтересовался старец.
— Хорошо. Очень хорошо… — ответил азиат.
— Да ты ешь, ешь… Нечего на меня пялиться, — рассердился старец. — У нас, у русских, так говорят: не евши легче, а поевши крепче. Ведь человек-то без еды не живет. — Он снова подносит блюдце к губам, и, подув, делает глоток. — Вдруг тебе наша пшенная кутья не по нраву? — спросил мужчина. — Извини уж, иного нет. Нынче скромный урожай, а зерна из енисейских земель еще не подвезли, и поэтому живем имеющимися запасами. Хорошо б дозволяли твоим соплеменникам нам зерно продавать, так ведь нет! Все хотят нас голодом уморить. Мол, не выдержим и сбежим с Амура. Зря надеются… Давай-давай, выкушай чашечку и чайком запей. Чай, правда, у нас не ахти какой — только морковный и есть, но мы непривычные к кяхтинскому — не везут его нам. Разве за Амуром когда вашего зеленого прикупим. Так-то нет… — Старец снова отпил из блюдца. — Говоришь, хорошо тебе здесь живется? Если хорошо — ладно…
Чтобы не обижать старика, Ян Лун взял в руки деревянную ложку и робко опустил ее в чашку. За время, проведенное в монастыре, он успел привыкнуть к чужой пище. Тот же хлеб, от которого он поначалу отказывался, молодой человек теперь уминал за обе щеки.
— Бежал к нам? — глядя на то, как Ян Лун медленно и осторожно прожевывает пищу, неожиданно спросил старец.
— Ой, беда, дедушка! Маньчжуры плохие… Очень плохие… — отправив в рот очередную ложку пшенки, проговорил азиат. — Чужое поселение приходит и всех убивает… Плохой человек! — снова повторил он.
— Да уж мы-то знаем, — кивнул головой Гермоген. — Никого не щадят, окаянные! Ни деток малых, ни стариков, ни баб. Вот и вам, азиатам, поди, под ними несладко…
— Плохо… ой, плохо! Солнца из-за маньчжуров даже не видно, а для них праздник, — покачал головой Ян Лун.
— Праздник, говоришь? — ставя на стол блюдце и вытирая рукавом рясы губы, произнес старик. — Может, и праздник, но по-людски ль это? По-божески?.. Хотя, говорят, в Бога-то они не верят, а только в своего верховного… Сам верующий, нет? — неожиданно спросил он азиата.
Ян Лун растерялся.
— Русский Бог… Знаю Иисуса… Нас заставляли его любить… — Он, как мог, рассказал старцу про свою учебу в католической коллегии, и не забыл поведать о том, как они с товарищами из тайного общества боролись против маньчжуров.
— Выходит, ты тоже латинянин? — выслушав парня, задумчиво проговорил старец.
Ян Лун отрицательно затряс головой.
— Нет, не латинянин! — громко заявил он. — Человек очень плохой. Латинянин нас бил. — Азиат показал на шрамы на своем лице. — Очень плохой!..
Старец понимающе ему кивнул.
— Так принимай нашу веру. Хотя не буду скрывать: православные тоже всякие бывают. Все, брат, зависит от человека, личности. Если дьявол в тебе сидит — нечего ждать добра. Ты понимаешь, о чем я говорю? — спросил он азиата.
— Ага, ага! — кивнул тот головой.
— Тогда выбор за тобой. Захочешь принять нашу веру — приходи в храм. Ты скажи только, долго думаешь пробыть у нас? — спросил мужчина парня.
Тот пожал плечами и ответил:
— Не знаю. Хочу домой, но там меня посадят в тюрьму и убьют.
— Оставайся в монастыре, — рассудительно произнес старец. — Бывает, с крестом в руках ты больше сделаешь, чем с мечом, ведь не войско нас охраняет, а Бог. Придет время, и ты снова явишься на азиатскую землю, где будешь проповедовать добро, а слово твое превратится в оружие, разящее всех врагов… — Старец умолк. Видимо, устал. Годы брали свое. — Ладно, нечего пустые беседы вести… Разговор хорош, если в нем есть мера, — изрек Гермоген и поднялся из-за стола.
После разговора Ян Лун долго размышлял над словами старика. «Не войско нас охраняет, а Бог…» — эти слова молодой человек обязательно запомнит на всю оставшуюся жизнь. Кто знает, вдруг только вера в Бога приведет его народ в царство света? Свет веры должен озарить людские сердца. Задача трудная, но вполне выполнимая. Как говорил старец Гермоген, московский хан собирается открыть в Пекине свое постоянное дипломатическое представительство, а при нем — миссионерскую православную школу. Возможно, следом за этим в Поднебесной появятся и православные храмы, куда люди придут за правдой. Глядишь, наступит день, когда правда объединит всех страждущих, и они покончат с ненавистными захватчиками. Да, путь долгий, но зато надежный.
На сырную седмицу, аккурат за пару дней до Великого поста, в Албазин пожаловали гости — посланники военного губернатора. Их в крепости никто не ждал, поэтому казаки сильно удивились, увидев, как по уже не столь крепкому и поплывшему во многих местах весеннему льду в сторону русского берега направляется конный поезд. Их было человек десять ездоков, а при путниках еще санный возок и верблюд с вьюками на горбу.
— Стой! Чего надо-то? — закричал с подзорной башни ступившим на берег гостям караульный.
— Атаман! Зови атамана!.. Гость пришел, привез подарок… — отвечали ему.
Кликнули Черниговского.
— Я теперь тут не начальник, ничего не решаю, — сказал Никифор. — Зовите Вишнякова — он в прошлом году у меня Албазин принял.
Казаки не сдавались.
— Разве он атаман? Всего лишь приказчик, а за войско только ты и отвечаешь.
Пришлось звать Семена. Тот нехотя поплелся на берег встречать гостей. Небольшого росточка, гладкий как яичко, с вечно заспанными глазами, мужчина по-прежнему не пользовался уважением у казаков. Наслышанный об их буйном нраве, он боялся слова при них лишнего сказать — а вдруг забьют? Делами занимался мало — только жалобы Шульгину в Нерчинск писал. Тот несколько раз приезжал в Албазин, стращал непокорных казаков, даже обещал царю на них жаловаться, но все оставалось по-прежнему. Казаки не слушались приказчика, по всякому поводу, как прежде, обращаясь к Черниговскому. За ним и шли…
Гости из-за Амура привезли с собой богатые дары: китайскую бумагу, атлас, парчу, фарфор, хрустальные горшки, зеленый чай, жемчуг и золотые украшения. Узнав, что пожаловали они с единственной целью — для обсуждения пограничных дел, Вишняков растерялся.
— Братцы, как мне поступить? — спросил он казаков. — Я же не вправе решать державные вопросы.
Те ему отвечали:
— Послушай басурман, а там уже вместе решим. Надо — царю отпишем, а не надо — на Бога спишем…
Гостям отвели место за крепостной стеной, где они разбили свой лагерь: раскинули сшитые из воловьих шкур шатры и устроили небольшой навес для животных. Вечером в честь гостей в приказной избе накрыли стол. По правилам масленичной недели, когда по православным законам уже не положено было есть мясную пищу, на стол выставили блины со сметаной, сыр, творог, яйца и недавно пойманную рыбу. Жены принесли полный таз пирогов с капустой и вареники с брусникой. Присутствовал, конечно, ядреный мед, лившийся в этот вечер рекой, так что гостей пришлось выносить из избы на руках. Утром же они не могли проснуться, поэтому спали до обеда.
— Проклятые варвары! Чем они нас вчера напоили? — открыв глаза и хватаясь за больную голову, застонал Цуй Чи — грузный маньчжур с круглой, словно шар, головой, главный среди послов. Русским он представился как сподручник военного губернатора, а на самом же деле это был верный человек визиря Палаты наказаний Лань Ма. Именно ему сановник обычно доверял самые важные и трудные дела. Еще не старого и полного сил Цуй Чи не страшили дальние расстояния. Он вообще ничего не боялся, но казацкий мед запомнит надолго…