Здесь водятся драконы

Батыршин Борис Борисович

Но пока они вдвоём устроились на кормовой банке капитанской гички; Камилла (успевшая пополнить за счёт капитана свой гардероб во время захода в голландский порт Батавия, столицу Голландской Ост-Индии на острове Ява), прикрывалась от жарких лучей тропического солнца белым кружевным зонтиком и с искренним интересом наблюдала за происходящим на реке. И одновременно с капитаном заметила некоторый беспорядок, возникший ниже по течению.

Два больших судна двигались по фарватеру, и участники процессии — и обычные лодки, и лодки-драконы поспешно отворачивали в стороны. С них неслись сердитые крики и даже, как показалось Камилле, проклятия на местном наречии — но никто не сделал попытки преградить нежданным гостям путь. И немудрено — далеко выдающийся вперёд таранный форштевень канонерской лодки (специально построенной для службы в колониях, как поспешил объяснить капитан Ледьюк) запросто расколол бы пополам

любое из хрупких судёнышек, а уцелевшие его пассажиры несомненно, угодили под плицы гребных колёс идущего следом парохода. На корме обоих судов развевались французские трёхцветные полотнища Третьей Республики, и когда они поравнялись со стоящим у пирса броненосцем, оттуда хлопнула салютационная пушчонка. Канонерка ответила, согласно военно-морскому этикету — зрители на берегу вопили от восторга, радуясь неожиданному событию, и никто не заметил, как идущие в кильватере парохода пять больших лодок-драконов, волочащие за собой густые шлейфы чёрного дыма — точь-в точь как те, что извергались из труб больших кораблей — вдруг резко изменили курс. Три из них направились к броненосцу, а ещё две — к стоящему на якоре вблизи берега «Стикса». Секундой позже похожий манёвр повторили и большие суда — головная канонерка повернулась в сторону соседнего со «Стиксом» «Ахерона», а пароход, зашлёпав колёсами враздрай, развернулся почти на месте и двинулся к борту «Д’Эстена», замершего у противоположного берега реки. Камилла успела заметить, что за одной из драконьих посудин волочится на буксире нечто вроде узкого плотика. Она привстала, чтобы получше рассмотреть происходящее — и тут события понеслись вскачь, подобно скаковой лошади, почуявшей близость финиша.

* * *

Хитрый замысел удался, это было очевидно. Несмотря на то, что все пять катеров уже выходили в атаку, на французских кораблях не было заметно ни малейшего признака тревоги. С броненосца жиденько ударила пушка — салют французским триколорам, развевающимся на флагштоках «Парсеваля» и «Розы Сиона». У борта крейсера «Д’Эстен», в сторону которого как раз разворачивался пароход, столпились матросы — они приветственно махали процессии, в воздух летели украшенные красными помпонами бескозырки — не очень-то похоже, что они там все страдают от лихорадки, подумал Матвей. И когда «Роза Сиона» подойдёт к вплотную, и на палубу крейсера хлынут сотни осатаневших от злобы аннамитов с ножами и кривыми мечами — лягушатники нипочём не успеют разобрать запертые в пирамидах револьверы и абордажные палаши.…что ж, тем хуже для них, не так ли?..

— Давай, гимназист! — заорал Осадчий. — Пора!

Унтер стоял возле стоящей на корме катера картечницы, до поры скрытой бутафорским драконьим хвостом. Вместе с Шассёром они в четыре руки выбирали буксирный конец, на другом конце которого болтался в кильватерной струе минный плотик. Вот он стукнулся в борт катера, унтер выругался — 'взорвёшь нас на воздух, лягушатник!- а молодой человек перелез на плотик, встал на корточки и принялся проверять взрыватель.

— Ну, что возишься, яти тебя в печёнку? — снова подал голос Осадчий. — Пускай её, дуру железную!

Корпус самодвижущейся мины был склёпан не из железа, а из латуни, но поправлять унтера Матвей не стал.

— Порядок, дядя Игнат! — весело крикнул он. Ему не было страшно, ну ничуточки — несмотря на то, что брёвна, из которых был сколочен плотик, опасно раскачивались и скрипели под ногами. Он наклонился, нашарил рукой пусковой рычаг и склонился к корпусу мины, ища поверх него взглядом цель — низкий, длинный корпус броненосной канонерки.

— Стоп машина! — крикнул он, и Осадчий послушно рванул рычаг, останавливая вращение гребного винта. — Сейчас, только прицел подправлю…

Пропустив мимо ушей развёрнутый, обстоятельный и насквозь нецензурный совет унтера по поводу того, куда ему следует засунуть прицел вместе с миной, юноша упёрся ногой в борт катера, заставляя плотик повернуться вокруг своей оси. И когда начинённое пироксилином веретено уставилось точно в середину борта «Стикса», он выдернул чеку, фиксирующую шток ударника и, прочитав короткую молитву, рванул рычаг.

Мина, освободившаяся из серповидных захватов нырнула в воду и устремилась к цели, волоча за собой след из воздушных пузырьков. Матвей привстал, чтобы проследить за ней, но тут Осадчий схватил его за шиворот и, как котёнка, перебросил в катер, другой рукой скидывая с утки буксирный трос Брошенный плотик закачался на волнах; винт уже вовсю молотил воду на реверсе, машина стучала, словно в припадке — катер отползал кормой вперёд и Шассёр торопливо вращал маленький штурвал, уводя нос судёнышка в сторону — похоже, бывшего премьер-старшину флота Третьей Республики ничуть не смущало,

что он только что помог отправить в лучший мир не один десяток своих соотечественников. До «Стикса» оставалось всего ничего, меньше полутора кабельтовых и Матвей с замиранием сердца жал, того, что сейчас должно сейчас произойти.

* * *

— Merde! — выкрикнул Ледьюк вскакивая в полный рост на кормовой банке. Высокий столб воды вскинулся у самого борта «Стикса» — один, и почти сразу другой. Мгновение спустя канонерка, идущая прямиком на «Ахерон» — его, капитана Ледьюка, «Ахерон»! — ударил из носового орудия. На полубаке вспух разрыв, полетели обломки. Камилла ахнула, хватаясь за рукав капитанского кителя, а канонерка, продолжая свой бег, врезалась в низкий, обшитый стальными листами, борт. Даже здесь, на расстоянии не менее трёх кабельтовых, был слышен треск дерева и оглушительный скрежет сминаемого металла.

— Право руля! Навались, ребята! — отчаянно заорал Ледьюк. Шлюпочный старшина налёг на румпель, направляя гичку к «Ахерону». Камилла, затаив дыхание, наблюдала, как с врезавшейся в него канонерки люди спрыгивают в привязанные под кормой шлюпки; «Один, два… десять…» — зачем-то считала она. На счёте 'Восемнадцать шлюпки по одной отошли от судна, и было видно, как гнутся спины гребцов, как выгибаются дугой вёсла от их отчаянных усилий. Стоящий посреди шлюпки офицер повернулся к ним, и Камилла вздрогнула от внезапного узнавания — да ведь это Серж Казанкофф, близкий друг, однокашник её супруга по Морскому Корпусу, который провёл в их бельгийском поместье почти полгода вместе со своей невестой… как её звали, Ачива?.. Женщина вскочила, замахала шляпкой — и в этот самый момент ударил взрыв.

Огненный столб расколол пополам «Ахерон» и в щепки разнёс сцепившуюся с ним канонерку. Расщепленные доски, куски искорёженного металла — всё это градом сыпалось в воду вокруг гички. Оторванная человеческая кисть с торчащей из запястья сахарно-белой костью шлёпнулось на решётки, укрывающие дно шлюпки, разлетевшиеся брызги хлестнули Камиллу по лицу. Женщину едва не стошнило от ужаса; опомнившийся, наконец, Ледьюк повалил её на банку, стараясь прикрыть своим телом. Ещё один удар, более отдалённый — и снова град обломков. Увы, на этот раз не ограничилось клочьями разорванных человеческих тел — одному из гребцов обломком доски раскроило череп, Ледьюку железный, перекрученный взрывом стержень пробил плечо — и если бы не эта преграда из человеческой плоти, смертоносная железяка угодила бы баронессе точно в грудь. Шлюпочный старшина надсадно орал, пришедшие в себя гребцы поднимались, занимали свои места на банках и разбирали вёсла. Ледьюк, бледный как смерть, зажимал плечо, из которого фонтаном хлестала кровь; Камилла, очнувшаяся, наконец, от творящегося вокруг кошмара сделала попытку перетянуть его рану платком. Лодка, подгоняемая ударами вёсел, шла к берегу — там метались перепуганные, истошно вопящие люди, и над всем этим трепетали на бамбуковых флагштоках пёстрые разноцветные полотнища знамён, украшающих императорский помост.

* * *

— Крейсер французский подзорвался! — заорал Осадчий. — Видать, кто-то запалил снарядный погреб. Теперь всем, кто там есть, амба — и нашим, на «Розе Сиона», и аннамитам и лягушатникам…

Матвей привстал, силясь рассмотреть происходящее — и увидел только дымное облако, которое заволокло оба погибающих судна. И едва не вылетел за борт — старшина Шассёр резко переложил руль, уходя от столкновения с лодкой, полной вопящих аннамитов. Теперь перед ними был медленно заваливающийся на борт «Викторьез», и Матвей ясно видел, как с берега и с туземных лодок, облепивших броненосец, лезут люди, размахивающие кривыми мечами и ножами. На палубе уже кипела рукопашная, и по мере того, как корабль кренился, всё больше фигурок срывалось с палубы и мостиков и летело вниз, в воду возле борта, где и так уже черно было от человеческих голов. 'Те самые повстанцы, о которых говорил предводитель аннамитов… — припомнил Матвей. — дождались нашей атаки и вот теперь лезут со всех сторон на ставшие вдруг беспомощными корабли. А уж что в городе творится — даже представить страшно…

Катер развернулся вниз по течению и прибавил ход. Остатки бутафорского хвоста волочились по воде; Осадчий ворочал из стороны в сторону стволами картечницы, но стрелять было не в кого — люди на лодках были заняты исключительно собственным спасением, не обращая ни малейшего внимания на виновников творящегося вокруг безобразия. По течению от разбитого крейсера и «Розы Сиона» плыли мёртвые тела — некоторые из них были в матросских форменках.

— Смотри-ка, наши! — заорал унтер. — Ихнее высокобродие Сергей Ильич, жив, курилка, побей меня бог, жив!