Шрифт:
Руслан Бездомный
ЗДЕСЬ ВОДЯТСЯ КОМАРЫ!!!
Порфирий Петрович: Радиоша, ты зачем старуху
за гривенник зарубил? Hе дешево ли берешь?
Раскольников: Почему дешево? Десять старушек - рубль!
Старый, добрый анекдот.
– ...Берегитеся детки, здесь водятся комары ...
– Оглянувшись по сторонам осторожным доверительным шепотом сообщила бабка Hастя отдавая Пете ключ от избы покойного деда Захара.
– Да что вы говорите, а мы и не знали...- Ответил ей Петя таким же доверительным тоном, и весело подмигнув Маше, засунул в задний карман потертых джинсов довольно массивный ключ
Бабка Hастя пристально посмотрела на Петю, беззубыми деснами сердито закусила морщинистые старческие губы, став похожей на потрепанную, сложенную по полам варежку, и, пошамкав этим слегка комическим сооружением, ушла к себе в избу, бормоча под нос что-то вроде: я всех упреждаю, упреждаю, а никто, понимаешь, не верит. Hе верит, понимаешь, никто, а я упреждаю...
Из недр темных, пропахших сыростью и годами сеней, послышался звон падающего пустого ведра, затем пронзительный вопль кота Иннокентия так не благополучно подставившего свой хвост под замшелый бабкин валенок, звон еще одного падающего ведра, и снова ворчание старухи: упреждаю, упреждаю, топоров на вас не напасеси.
Петя с Машей переглянулись. Маша пожала плечами и покрутила пальцем у виска, мол, брось Петька, не обращай внимания, бредит бабка. Петя, соглашаясь, развел руками, и повернувшись к двери, вздрогнул.
В дверях стояла старуха с топором на перевес, похожая на атаманшу разбойников, но в более цивильной модификации.
– Держи, милок, чай пригодится, заговоренный. Уж больно девка у тебя красивая а то не в жизнь бы не дала, самой надобен топор то. Хоть и стара я стала топором махать, а все он лучше тяпки от комаров помогает. Только ты когда будешь бить не обухом бей, а острием, да про меж глаз.
– Hе понял, чем про меж чего?
– Оторопело переспросил Петя принимая топор.
Бабка сердито засопела и недовольно зашамкала "варежкой":
– Острием, да про меж глаз. Аккурат - где щеточка. У комаров там самое больное место.
– Ага, там где щеточка значит,- произнес Петя переходя на шутливо-серьезный тон, каким обычно разговаривают с детьми и стариками впавшими в детство.- Слушай, бабушка, а если по хвосту?
Машка за спиной прыснула в кулак и отвернулась еле сдерживая смех. Она всегда удивлялась Петькиной способности отпускать шуточки в любых ситуациях.
Бабуля посмотрела на Петю, как на человека сморозившего несусветную глупость.
– К комару милый, как к лошади, сзади лучше не подходить. Этому меня еще мой батюшка-покойник учил, царство ему небесное.
– Бабуль, скажи, что ж они лягаются, что ли, комары то?
– Лягаться не лягаются, а лапами взбрыкнуть могуть.
Маша присела на корточки, делая вид что рассматривает многочисленных курочек копошащихся в пыли двора, но плечики ее мелко вздрагивали.
– Петь п-п-пойдем, а...- Послышался ее сдавленный голосок сквозь бульканье задушенного смеха.
– Ладно, бабуль, спасибо за инструктаж. Мы пойдем хоромы осматривать. Если нам не понравится - мы скоро вернемся.
Еле сдерживая улыбку, Петя поднял с земли рюкзак, повесил его на плече, подошел к Маше, и, придерживая ее под локоток, помог ей подняться.
– Ступайте да топор берегите.- Вздохнула бабушка.
Казалось ее нисколько не волновало то - понравится ли новым жильцам дом или нет.
– Ага, как же без топора-то, спасибо, бабуль.- Проговорил Петя перебрасывая в другую руку гладкое, отполированное до жирного блеска топорище.
– Топор милое дело против комаров, особенно если такой монстр на нос присядет или еще на какое место. Тут то мы его острием, да про меж глаз.- Он сделал безумные глаза и посмотрел на Машу: Правда Маша?
Маша не выдержала и рассмеялась.
– Хватит тебе дурачиться. Пойдем мы бабушка, извините нас... Она крепко схватила Петю за рукав джинсовой куртки и потащила его за угол бабушкиной избы, сложенной из замшелого кругляка.
– А может все-таки тяпку дадите!
– Только и успел выкрикнуть он, исчезая за углом избушки, отчаянно буксируемый своей юной спутницей, задыхающейся от смеха.
Бабка Hастя постояла минуту на крыльце, ожидая, не воротятся ли парень с девкой, но поняв, что не воротятся, вздохнула, покачала головой и шаркая валенками, ушла в избу, плотно прикрыв за собой тяжелую дубовую дверь укрепленную поперечными железными полосами.
А день над деревней Дальней давно перевалил за свою первую половину, и круглолицее солнце уже катилось к земле пыхтя и надувая щеки покрытые здоровым вечерним румянцем. Хмурые избы, вытянувшиеся вдоль не широкой, но полноводной реки, уныло смотрели заколоченными окнами на порозовевшую водную гладь, словно не замечая живописного великолепия уходящего летнего солнцеворота, и лес на другой стороне реки отвечал им темным, недобрым взглядом.
Впрочем, в воздухе продолжало витать ощущение беззаботности вперемешку с запахом свежескошенной травы и стайками желтокрылых бабочек-лимонниц. Молодые люди шли по деревне, не прекращая восхищаться местными красотами, будь то вросшая в землю деревянная церквушка или однорогая рябая корова бабки Hасти задумчиво пасущаяся на берегу, не переставая смеяться, дурачиться, постепенно отыскивая дорогу к своей новой даче, руководствуясь нехитрыми ориентирами которыми сопроводила их бабка Hастя.
Петя бегал вокруг Маши кривляясь и размахивая топором изображая влюбленного Чингачгука. Маша шарахалась от сверкающего лезвия называя своего суженного "дураком" и "круглым идиотом", но вскоре сдалась на милость победителю, и они долго и эротично целовались перед каким то домом с закрытыми ставнями в щель между которыми за ними подглядывал сухонький, сморщенный, лысый старикашка.
Пройдя мимо заброшенного здания сельского совета, на двустворчатой двери которого еще висела старая красная вывеска с облезлыми золочеными буквами, мимо небольшого глинобитного домика милиции, тоже, в прочем, пустующего за отсутствием необходимости охраны правопорядка, потому, что охранять в Дальней было уже нечего.
Из тридцати трех некогда цветущих дворов в деревне осталось только три в которых доживали свой век никому не нужные, позабытые старики, родившиеся может быть еще при царе Горохе, а может быть и раньше потому, что даты своего рождения никто из них уже вспомнить не мог, а записи в метриках выцвели за давностью лет, и еще потому, что сделаны они были разбавленными чернилами, так как почти весь деревенский запас чернил Прохор, дьяк местной церкви, расстрелянный в тридцать восьмом году, пропил в городе в месте с церковной утварью - это старожилы Дальней помнили хорошо.