Шрифт:
Часть 1. Наследство
Бабушка умерла через два дня после того, как ей исполнилось девяносто.
Приняла поздравления от всех, кто позвонил, начиная с родственников и заканчивая управлением здравоохранения Москвы. Выпила с семьёй шампанского – настоящего, “Moet&Chandon”, а не какого-нибудь простенького просекко! На следующий вечер сходила с невесткой на органный концерт в соборе Петра и Павла, придя домой, попросила ещё бокальчик шампанского и легла спать. А утром попросту не проснулась…
После похорон мы с мамой
– Таточка, надо завтра к нотариусу сходить, – сказала мама, рассеянно собирая со скатерти хлебные крошки.
«Вот досталось бы нам от бабушки за такой беспорядок!» – пронеслось у меня в голове.
Вытряхнув эти мысли, я переспросила:
– К нотариусу? Зачем?
– Ну так завещание же!
– Ма, какое завещание? Что туда вносить, эту квартиру? Больше у нас ничего нет!
Мама тяжело вздохнула, и я поняла, что не так всё просто, как мне всегда казалось.
– У Александры Михайловны был счёт в банке и ячейка в хранилище, – объяснения прозвучали для меня странно.
– Ячейка? А там фамильные брильянты? – я хихикнула.
Ну, не вязалась в моём воображении бабушка, врач с шестидесятилетним стажем и характером «железной леди», и нечто, спрятанное за сейфовыми дверями в банке.
– Не знаю, что там, мне не сообщали, – сухо ответила мама. – Но мне известно, что Александра Михайловна стала хранить там какие-то свои вещи после твоего замужества.
Тут я заткнулась, разумеется.
Наверное, надо кратко пояснить, как всё это скрутилось в такой странный узел…
Итак, я зовусь Татьяна… Поскольку преподаю, ученики называют меня по имени и отчеству, Татьяна Константиновна, но такой вариант остаётся в стенах школы. Имя это я не люблю, поэтому откликаюсь только и исключительно на Тату, и впредь так будет. Несмотря на вполне солидный возраст – а мне исполнилось в мае двадцать девять – жила я с мамой и бабушкой, вернувшись в родной дом после развода. Брак оказался плохой идеей. Может быть, именно этот человек для меня не подходил, или я для него, но ничего у нас не вышло.
Бабушка, Александра Михайловна, была матерью моего отца. Да, вот такой странный альянс… Отца я практически не помню, мне было лет шесть, когда он решил с мамой развестись, после чего отбыл в неизвестном направлении. А мы остались.
Надо ли говорить: то, что мы остались в квартире на улице Фадеева, было решением бабушки?
Всю жизнь мама называла её по имени и отчеству, слегка побаивалась, но, кажется, любила. И кажется, не без взаимности. Я же сходила замуж на пару лет, вернулась домой и продолжала жить и работать как раньше. Ах, да, забыла сказать: я преподаю сольфеджио в музыкальной школе. Обычной, районной.
Ну вот, а теперь бабушка умерла, и нужно как-то устраивать нашу жизнь… по-другому. Без неё. Вот, например, сходить к нотариусу.
Мама давно мне что-то говорила, но я не слушала, задумавшись. Наконец она привлекла моё внимание, хлопнув ладонью по столу. Я очнулась и подняла глаза:
– Прости, не расслышала,
– Господи, а как ты будешь жить, когда я помру? – мама возвела глаза к небу; ну, то есть, к потолку. – Спрашивала я, спрашивала! Ты завтра работаешь?
– Нет, я же в отпуске до двадцать пятого августа.
– Тогда завтра с утра и пойдём. Александра Михайловна накануне… знаешь, словно чувствовала! Она мне дала координаты нотариуса, к которому обращалась.
– Хорошо, пойдём с утра, – покладисто согласилась я. – Прости, я иду спать, устала. Да и ты отправляйся, посуду завтра помоем.
– Вот ещё глупости! – мама энергично встала. – Александра Михайловна этого бы не одобрила. Да и что там работы-то, в посудомойку загрузить! Иди ложись, тебе тоже досталось.
Ну, досталось, не буду спорить: на меня свалились бабушкины бывшие коллеги, а это не фунт изюму. Коллег этих осталось не так уж много, но их средний возраст далеко переваливает за сто пятьдесят.
Шучу.
Бабушка была самой старшей, но остальные тоже уже сильно немолоды, забывчивы и обидчивы. Всех нужно было утешить, поговорить, выслушать и не учесть, у кого какие пищевые фобии. Досталось, да…
Я долго ещё лежала в кровати, смотрела, как проползает по потолку свет фар от машин, проезжающих по нашей тихой когда-то улице Фадеева, прислушивалась к неумолчному шуму Садового кольца где-то там, вдалеке… И сама не заметила, как уснула.
В нотариальной конторе я доселе не бывала. Просто незачем было – не имелось у нас никаких родственников, от которых можно было бы получить наследство, а других причин для пользования этими услугами я и не знала.
– И что? – спросила я у мамы. – Мы просто вот так пойдём в первую попавшую нотариальную контору и спросим, нет ли завещания?
Мама усмехнулась не без яда.
– Ну что ты! Александра Михайловна всё расписала в подробностях. Вот, смотри…
На листке бумаги чётким бабушкиным почерком были указаны имя нотариуса, адрес и телефон конторы, часы работы и перечень документов, которые нужно иметь при себе. Ещё была приписка: позвонить и записаться на определённое время, и прийти за пятнадцать минут.
– Ладно, это всё прекрасно. А само завещание где?
– Там, – мама кивнула куда-то в сторону окна. – Вот у этой самой Любови Николаевны Фукиной. Мне в руки Александра Михайловна документ не отдала, сказала, что я его потеряю.
Я не стала это комментировать: рассеянность мамина и в самом деле по десятибалльной шкале тянула на одиннадцать…
Нотариальная контора, указанная бабушкой, была совсем недалеко от нашего дома, буквально на соседней улице. Первое, что бросилось мне в глаза – длинный и какой-то извилистый коридор, неожиданно забитый людьми. На немолодую даму, сидящую за стойкой с табличкой «дежурный администратор», наседали со всех сторон с вопросами, документами, справками, копированием и заверением. Дама умело отбивалась. Я посадила маму на освободившийся стул, глубоко вдохнула и растолкала толпу.