Здесь живу только я
Шрифт:
Жил тогда Владимир Ильич далеко-далеко от Ленинграда в небольшой избушке посреди леса.
Вышел трамвай из города, попрощался с ним и неторопливо (иначе он не умел) поехал по заснеженной дороге.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. По пути трамвай нагнал одинокого человека в серой красноармейской шинели, устало бредущего вдоль дороги в ту же сторону, что и он. Остановился и заговорил с ним. "Здравствуй!
– говорит, - "Как
Улыбнулся красноармеец и сел в трамвай. И поехали они вместе, долго разговаривая по пути и умолкая только для того, чтобы подумать о чем-то своем.
Много времени прошло, и в конце концов добрались они до избушки Владимира Ильича. Постучал красноармеец в дверь. "Входите!" - раздался мягкий старческий голос, знакомый им обоим с самого детства.
Когда они вошли в избушку, Ленин сидел в своем кресле у печи и поглаживал котика, сидящего у него на коленях. Прищурился Ильич, посмотрел на обоих внимательно и сказал:
– Первый раз, товарищи, вижу, чтобы ко мне трамвай домой приходил. Обычно трамваи не ходят, а, знаете ли, ездят!
– и залился своим неповторимым смехом, - А тебя, Пётр, я хорошо помню. Что вас обоих привело ко мне? Для чего вы проделали такой путь от Ленинграда?
Пётр снял буденовку и ответил:
– Мы пришли сюда, чтобы спросить тебя о времени.
Ленин нахмурился и прикусил нижнюю губу. Промолчал.
– В Ленинграде настало время, Владимир Ильич, - нарушил тишину трамвай, - У людей появились часы. Они стали мерить свою жизнь минутами, секундами, днями и неделями. Без времени они больше не могут прожить. Метро заменило им трамваи, на руках они носят кожаные браслеты с циферблатами, чтобы постоянно смотреть на них и знать, какой именно отрезок жизни они сейчас проживают. И теперь не стало в Ленинграде ничего вечного, все получило свой срок, все измерено и оценено.
Нахмурился Ленин еще сильнее, опустил котика с колен на пол, встал с кресла и заходил кругами по комнате, недовольно потирая бородку.
– Плохо. Очень, очень, очень плохо!
– заговорил он быстро и недовольно, - Очень плохо! Просто безобразие!
Перестал ходить кругами, снова сел в кресло и задумался.
Смородин резко поднял голову. Первым, что он услышал после пробуждения, было его собственное учащенное дыхание. Затем он почувствовал, как что-то холодное касается щеки: это была винтовка, которая висела на его плече.
Он сидел за столом в кабинете Фейха. За окном уже темнело: он проспал тут весь день.
«Надо дочитать», — подумал он и снова закрыл глаза, но заснуть не получалось.
Смородин нащупал настольную лампу и щелкнул выключателем: в комнате вспыхнул мягкий, приятный, грязновато-желтый свет.
От окна веяло холодом. Смородин поежился, снял с плеча винтовку и повернулся вправо, чтобы снять со стула шинель и укутаться в неё, но остановился и замер на месте.
Он увидел Грановского.
Грановский полулежал на полу, приткнувшись спиной к стене: правая рука была неестественно вывернута назад, а левая лежала на животе. Его голова беспомощно свешивалась вправо, глаза были открыты, а очки съехали на самый кончик носа. Из полуоткрытых губ стекала тонкая и аккуратная струйка крови, а на груди по клетчатой рубашке неторопливо расползалось огромное багровое пятно. Лицо было настолько бледным, что даже неопрятная седая щетина, обычно незаметная, выделялась на фоне его кожи.
Петр вскочил со стула и кинулся к Грановскому.
На полу под ним растеклась кровавая лужа: пятна крови были на стене и даже на подоконнике.
С нечеловеческой силой, до крови, сжав зубы, Смородин ущипнул себя ногтями за руку. Ничего не произошло.
Торопливые мысли толпились в его голове, с шумом и свистом проскакивали мимо, появлялись и исчезали, а затем сгрудились в кучу и выстроились в одно-единственное предложение: «Я убил человека».
Смородин сел на полу и услышал, как стучат его зубы.
Он вспомнил, как впервые в жизни увидел мертвеца – жарким июльским днем в поезде Санкт-Петербург – Москва.
Ему было семнадцать лет. Это был первый раз, когда он путешествовал на поезде один, без родителей.
В третьем купе кто-то умер.
Тихо, во сне. Умер еще утром, но обнаружили его днем.
Дверь в купе постоянно открывалась и закрывалась. Бегали суетливые проводницы, плакала толстая впечатлительная женщина из соседнего купе. Люди в вагоне переглядывались и вздыхали. Попутчик Петра, усатый мужчина сорока лет с поседевшими висками, вытер пот со лба и сказал: «Видишь, как оно бывает». Да, кивнул Петр.
Он увидел мертвеца, когда проходил мимо открытой двери купе. Голова его безжизненно покачивалась из стороны в сторону под стук колес. На полу растеклось пятно – проводница, обнаружив его, разбила стакан со сладким чаем.
На ближайшей станции мертвого сняли с поезда.
А Петр до сих пор помнил, что в тот самый момент, когда весь вагон узнал о покойнике, в поезде сладко запахло сахарной ватой.
С тех пор смерть всегда пахла для него сахарной ватой.
Вот и сейчас, сидя на полу возле трупа Грановского, он вспомнил этот запах.