Здравствуй, Галактика! [Сборник]
Шрифт:
— Я полечу с вами, — повторил Бенев.
— И я тоже, — вдруг сказала Энна, побледнев от волнения.
— Не исключено, что мы не сумеем вернуться.
— Я это понял.
— Ну и пусть, — упрямо сказала Энна.
В другое время это простоватое замечание, достойное непоследовательности древних женщин, могло бы рассмешить, но теперь и Бенев и Громов, одновременно посмотрев на нее, поняли, что она ничуть не шутит, что ее решение не порыв, а вполне сознательный, уже обдуманный шаг.
— А если будут дети? — спросил Громов. — Как им расти на грани гибели?
— Всякий дальний перелет на грани гибели.
— Я
— Узнаем…
Луноход подошел вплотную к трапу, окруженному роботами, обслуживающими ракетодром.
— И никто не провожает? — удивился Бенев.
— Я об этом просил. Кому надо, тот нас видит.
Громов повернулся и помахал рукой слабо поблескивавшим на мачтах выпуклым глазам системы Всевидения.
— Знаете, о чем я теперь жалею? — сказал он. — Что нет у меня, как у наших давних предков, власти лишить вас права подниматься на корабль.
— Я не могу отпустить вас одного.
— Энну жаль.
— Меня? — удивленно сказала Энна. — Но я просто счастлива!
Они засмеялись все трое и по мягкому трапу пошли к входному люку.
Бенев видел в иллюминатор, как, обгоняя луноход, помчались прочь от ракеты черные пауки-роботы. Еще через минуту качнулись темные громады гор и начали валиться в разные стороны. Потом внизу ярко вспыхнуло — ударили главные двигатели корабля, на миг ослепили весь ракетодром, покрыли серебряным панцирем просторы каменной пустыни и словно бы начертили на горных кряжах угольно-черные трещины, провалы, зигзаги глухих ущелий. И еще последний раз он поймал взглядом распластанную кляксу тени от лунохода, на предельной скорости мчавшегося по пустынному шоссе, и вдруг вспомнил своего верного коллегу, так, должно быть, ничего и не понявшего, сидевшего в своем герметическом отсеке на корме лунохода.
— Жаль, забыл с Руйком попрощаться, — вслух подумал он.
— Это ты еще успеешь, — сказал кто-то за его спиной.
Обернувшись на голос, Бенев увидел своего Руйка в соседнем кресле. И мгновение ошеломленно смотрел на него, холодея от мысли, что тот забрался в корабль, подчиняясь одной только своей привычной пронырливости и совсем ничего не зная, куда они летят и зачем.
— Ты… как тут? — с трудом выговорил он.
— Как и ты. Хотел без меня обойтись? Не выйдет.
— Да знаешь ли ты… куда мы летим?
— Это я еще узнаю. Не впервой сначала снимать, а потом выяснять, что же, собственно, снял.
Испуганно улыбаясь, Бенев смотрел на него и молчал. Он знал, что возвращение невозможно, но знал также, что нельзя и оставлять на борту человека, не осознавшего своих действий, самостоятельно не решившегося на риск.
— Я должен тебе… кое-что объяснить. Я отвечаю за тебя…
— Перед кем? — удивился Руйк.
— Перед самим собой.
— Каждый человек отвечает за каждого человека перед самим собой.
— Тут особый случай. Ты ведь не знаешь, что мы никогда не вернемся.
— А куда мы денемся? Это же не межзвездный корабль.
— Это корабль в неизвестность. Слушай и не перебивай.
Он начал подробно рассказывать ему о «черной дыре», о решении профессора Громова первым приблизиться к ней, о том, что возможна неудача и тогда корабль просто сгорит в огненном кольце, чтобы перейти в другое состояние, превратиться в ничто, что надежда на возвращение почти исключена, потому что система «корабль — «черная дыра» в лучшем случае станет
— Ну что ж, — перебил его Руйк. — Буду первым репортером при «черной дыре»…
Тихий мелодичный гонг они услышали совершенно ясно, несмотря на гул двигателей. Засветилась переборка в глубине отсека, и показалось чуть искаженное ускорением озабоченное лицо профессора Громова.
— Извините, профессор, но так вышло, — виновато сказал Бенев, кивая на Руйка.
— Если уж так вышло, то лучше осознать все до конца, — сердито сказал Громов. — Еще не поздно пожертвовать спасательной капсулой и выбросить вас в космос. Когда приблизимся к кольцу, будет поздно. Тогда, возможно, мы не только не сможем использовать спасательную капсулу, но и сообщить о выбросе на Землю, чтобы вас подобрали. Я вовсе не уверен, что в условиях мощных гравитационных аномалий нам удастся поддерживать связь с Землей. Всего скорей мы просто исчезнем для людей, и они узнают о том, живы ли мы и продолжаем ли бороться с «черным дьяволом», только косвенно — по изменениям его орбиты. Так я думаю.
— Безвыходных положений не бывает, — простодушно заметил Руйк.
— К сожалению, бывает.
— Земля же рядом, весь ученый мир. Придумают что-нибудь.
Громов внимательно посмотрел на него.
— Хотелось бы надеяться. Когда-то даже мечтали об этом — иметь под боком «черную дыру» и тем решить сразу две важнейшие проблемы — энергетическую и проблему отходов. Но я привык рассчитывать на худшее.
Он замолчал, переводя насупленный взгляд с Бенева на Руйка и обратно. Ровно гудели двигатели, и вибрация слабо чувствовалась через толстые подошвы скафандров, через воздушные амортизаторы кресел. Сверкающий край Луны висел под иллюминатором, проваливался.
— А худшее таково, — с беспощадной суровостью в голосе продолжал Громов, — что вам, вероятно, придется расстаться с мечтой о первом репортере при «черной дыре». Вы просто не сможете передать снимки, если их вообще возможно там сделать.
— Жаль.
— Если жаль, то уходите немедленно.
— Жаль, — повторил Руйк, — жаль, свои аппараты не захватил. Каких бы я вам портретов наделал!..
«ЖЕМЧУЖНОЕ ЗЕРНО»
Багровея, словно наливаясь кровью, звездочка импульса на приборе контролера-автомата поползла вверх, подрожала, достигнув середины шкалы, и снова стала сползать и бледнеть. Сигнал поступал с сорок четвертого участка, примыкавшего к морю. Федор выбежал на крыльцо. Испещренная клетками бассейнов огромная лагуна поблескивала миллионами пузырей, шипела и стонала. От нее несло холодом.
«Надо осмотреть этот сорок четвертый», — подумал Федор. Он открыл дверь, чтобы сообщить о своей отлучке на главный диспетчерский пункт, и застыл на пороге: экран видеофона на пульте светился, в его глубине, занимая все пространство, лежал кристалл. Точеный октаэдр поблескивал треугольными плоскостями, вспыхивал искорками цвета переспелого граната с фиолетовым отливом. Казалось, что это никакой не кристалл, а сосуд в форме кристалла, наполненный огненной жидкостью.