Здравствуй, Марс!
Шрифт:
— Ну и?
— Нашлись люди, которые не смогли отказаться от передачи информации с помощью напечатанных слов. Собственно, их и называют писателями. Твой Вик — один из них. Может быть, один из самых талантливых.
— Если я правильно понял, общество поведение Вика не одобрило?
— Само собой. Размышления над текстами, содержание которых допускает различное толкование, разрушает самое важное в обществе — общинное сознание.
— И они стали защищаться?
— Естественно.
— Писателей стали арестовывать?
— Зачем? Любители чтения были признаны больными, а больных,
— Это было больно?
— Нет! Писатели испытывали исключительно приятные ощущения. Хирургические методы коррекции ДНК были запрещены. Применялись только подслащенные таблетки и принцип личной заинтересованности.
— Кормили насильно?
— Только тех, кто не понимал собственной выгоды.
— Теперь понятно, куда подевались писатели! А я-то думал, что все дело в развитии новых технологий.
— Обычно для достижения результата используют все возможности. Я очень хорошо знаю ребят, которые следят за соблюдением общественных интересов, обычно они ничем не брезгуют.
— Для меня это чересчур сложно, — признался Логов. — Я человек конкретный, стараюсь держаться в стороне от идей. Но если Вик попал под раздачу сладких таблеток, почему он оказался неизлечимо больным?
— Я сказала, что таблетки срабатывали не всегда, лишь в большинстве случаев. Мне жаль, но Вик оказался в числе того несчастного меньшинства, у которого после лечения возникли проблемы со здоровьем.
— Они отравили его?
— Нет. Нельзя так сказать. Объективно он абсолютно здоров. Любой медблок подтвердит это. Но это верно только в том случае, если он живет нормальной жизнью и не пытается задействовать отключенную логическую цепочку в мозгу. Но стоит ему начать сочинять новый текст, организм немедленно начинает выделять ядовитые токсины, препятствующие этому запрещенному занятию. Медблок фиксирует опасное недомогание, но не может его вылечить, поскольку источник болезни — правильно функционирующий организм. Вот почему он и выдает сообщение: «Неизлечимое заболевание».
— Что же нам делать? — грустно спросил Логов.
— Теперь мы знаем причину заболевания, а значит, почти наверняка, сможем с ней справиться.
Это было слишком сильное утверждение, но Логов почему-то поверил Марте. Наверное, у него просто не было другого выхода.
Каждый день Логов навещал Абзацева. Его здоровье ухудшалось прямо на глазах. Он терял вес, тело его покрылось страшными язвами, пальцы плохо слушались, возникли даже проблемы с приемом пищи, потому что Вик с трудом управлялся с ложкой и вилкой. Помощь друга оказалась как нельзя кстати.
— Пишешь что-то новое? — спросил Логов, хотя знал ответ на свой вопрос.
— Конечно, — ответил Абзацев. — Я вряд ли протяну еще месяц, поэтому должен успеть закончить работу.
— Кому это ты должен? — удивился Логов.
— Самому себе. Я должен остаться человеком.
— Ты думаешь, что кто-то будет читать твой текст?
— Вообще-то, да, думаю. Но, в принципе, мне глубоко наплевать на возможную практическую ценность моей работы. Главное сейчас закончить текст, а что там с ним произойдет дальше — меня совершенно не касается. Понимаешь, уже через месяц меня не будет. Надеюсь, что кто-нибудь да прочитает, обязательно найдутся люди, которым мой текст понадобится. Скажем, отыщется пять человек. Как-то глупо в моем положении рассчитывать на внимание большего числа людей. Это до добра не доведет, потому что приведет к мании величия.
— А может, тебе стоит немного поправить здоровье? И только потом, так сказать, с новыми силами приняться за дело?
— Нет. Это слишком рискованно. Могу не успеть.
Вик резко вскочил и взмахнул рукой, словно рубанул невидимой шашкой. Вдруг лицо его исказила болезненная гримаса, и он рухнул обратно в кресло, как неуправляемое неодушевленное тело.
— Все в порядке? — спросил Логов.
— Да, — ответил Вик и улыбнулся. — Такое чувство, будто у меня из-под ног выдернули ковер. Попытался ухватиться за воздух, но ничего путного не получилось. Рухнул, и вроде бы отпустило.
— Отнести тебя на диван?
— Не стоит. Посижу в кресле. Это пройдет, у меня так уже было.
Медлить дальше было нельзя. Логову необходимо было немедленно придумать что-то ловкое и правдоподобное, чтобы заставить Вика забыть о работе над новым текстом. Прежде всего, Логов должен был убедиться, что рассказ Марты верно описывает причину болезни Вика. Нужно было провести эксперимент: увлечь его занятием, не связанным с литературой, и посмотреть, как повлияет на его самочувствие приостановка работы.
— О чем ты думаешь? — спросил Логов.
— Ни о чем не думаю, — признался Вик. — Стараюсь дышать по возможности равномерно, это поможет хотя бы немного уменьшить сердцебиение.
— У меня тоже один раз так было, — соврал Логов. — Нужно указательным пальцем ритмично нажимать на середину ладони. Там есть одна точка, которая отвечает за сердцебиение. Говорят, что помогает.
— Не знал, что у переселенца могут быть проблемы с сердцем.
— Мы с тобой уже взрослые люди. Много чего с нами произошло, не правда ли? Всего и не припомнишь.
— Зачем ты приходишь ко мне?
— Ты же сам меня разыскал? — удивился Логов.
— Верно. Я хотел с тобой попрощаться и сделал это. Почему ты приходишь ко мне после того, как мы с тобой попрощались?
Это был странный вопрос. Логов пожал плечами. Вик и раньше был склонен задавать ставящие в тупик вопросы. Обычно Логов оставлял их без ответа. Ему нравилось смотреть, как Вик расстраивается и признает, что вопрос его был риторическим. С того времени Логов затвердил на всю жизнь, что такое риторический вопрос: это вопрос, на который можно было не обращать внимания. Но на этот раз все было по-другому. Вик ждал объяснения. Более того, понятно было, что если ответ ему не понравится, то он может и по голове пультом от телестены огреть.