Зельда Марш
Шрифт:
— Меня не отпустят…
— А я уверен, что пустят. Ступайте, попросите их!
— Нет, не стоит, Джерри, — говорю вам, мне не разрешат.
— Но, господи, почему же?!
— Видите ли… завтра понедельник, и мне надо в школу и… и я знаю, что тетя скажет «нельзя»!
— Ну, что же, если так… Но как-нибудь в другой раз вы поедете со мной?
Зельда покраснела.
— Разумеется. С удовольствием.
— В будущее воскресенье — ладно?
— Вам придется попросить тетю…
— Хорошо. Когда можно ее увидеть?
— О, право, не знаю. Вам придется искать удобного случая… Мне не разрешается принимать гостей в будни…
— Но
— Вы можете налететь на дядю…
— Ну, так что же! Я не боюсь вашего дяди!..
Зельда засмеялась. Румянец и оживление очень шли к ней.
— Какая вы хорошенькая, Зельда! — Молодой человек смотрел на нее с откровенным восхищением.
— Молчите, молчите! Вы — старый льстец, вы говорите это всем знакомым девушкам.
— Честное слово, нет!
Они продолжали обмениваться шутками, бормотать банальности.
— Вы пойдете на танцы в «Золотые ворота», Зельда?
— Не думаю, чтобы тетя…
— Да, к дьяволу ее, вашу тетю! С какой стати вас держат взаперти? На танцах будет превесело. Пойдете, если я достану вам билет?
Зельда чувствовала, что опоздает к ужину и что ее каждую минуту могут застать на месте преступления — в беседе с молодым человеком в самой неподходящей обстановке. Но как прогнать такого милого юношу, который обещает покатать ее в будущее воскресенье и приглашает на танцы в «Золотые ворота»? Впрочем, нечего и думать, чтобы тетя дала согласие на то и другое.
Зельда заранее знала, что та скажет: «Ты еще слишком молода, милочка! Дядя бы не одобрил такое времяпрепровождение. Успеешь еще!»
— Пит Годфри отправляется на экскурсию на озеро Элинор и еще дальше, в Гетч Гетчи. Завидую ему! — говорил между тем Джеральд. — А мне нельзя. Я в будущем году еду учиться в Гарвард и зубрю, как окаянный — учитель мне передохнуть не дает.
Зельда ждала, когда он, наконец, уйдет. Она знала, что ему хочется поцеловать ее, но она и не думала позволить это. Она инстинктивно понимала, как важно не продешевить себя. Никаких поблажек! Джеральд держал под мышкой вымокшую шляпу, а его кудрявые белокурые волосы густыми прядями обрамляли лоб. Глаза у него были голубые, и в них мерцал задорный огонек, но в линиях рта и подбородка было что-то слабое, детское.
— Мне пора.
— О, нет, не уходите еще, Зельда!
— Надо!
— Не выйдете ли вы ко мне попозже?
— Конечно, нет! — Девушка невольно выпрямилась.
— До свидания, — сказала она несколько холодно и переступила порог.
— Зельда!…
— В воскресенье — может быть, — шепнула она в щель, обжигая его взглядом и улыбкой.
Наверху раздался тоненький серебряный звонок к ужину. Она тихонько закрыла дверь, юркнула в библиотеку и последовала за дядей и доктором Бойльстоном в столовую.
На ужин, как всегда по воскресеньям, в выходной день Хонга, были печеные бобы, чай с гренками и холодный пудинг. Тетя Мэри сошла вниз, еще розовая ото сна, жмурясь и подавляя зевоту. Темные завитушки над ее лбом слегка примялись. Зельда знала, что у тети Мэри имелось с полдюжины этих фальшивых «накладок» из локонов, которые она меняла по мере надобности. Раз в неделю три или четыре из них отсылались к Стразинскому, парикмахеру, и он причесывал и завивал их. Воссев на конце стола, тетушка принялась разливать чай. Ее молчаливый чернобородый супруг уселся напротив, за другим концом, а сбоку — доктор Бойльстон и Зельда.
Зельда чувствовала
— Ага! Как поживает мой калифорнийский цветочек? — сказал он, увидев ее в дверях столовой.
Он взял ее за плечи и шутливым жестом повернул к себе. Рядом с доктором Зельда казалась до смешного маленькой; он был такой огромный, широкоплечий, с могучей грудью и большими руками. Почти такой же высокий, как дядя Кейлеб.
Усевшись за стол, они принялись за бобы. Мужчины продолжали обсуждать партию. Зельда неотступно думала о бале в «Золотых Воротах». Когда она очнулась и стала прислушиваться к разговору, доктор рассказывал какую-то историю об одном из своих пациентов. Она слушала без всякого интереса. Но, окончив, он залился смехом и невольно заразил ее своей веселостью. Нора ходила вокруг стола с салфеткой и стряхивала крошки, причем большая часть их попадала на ковер. Зельда заметила, что тетка с неодобрительным видом наблюдает за этим. Подали холодный пудинг. Дядя Кейлеб омочил кончик салфетки в своем стакане и вытер рот и руки, потом полез в карман жилетки за сигарами, встал, с грохотом оттолкнув стул, бросил одну из сигар гостю и, не сказав ни слова жене и племяннице, тяжелыми шагами направился в соседнюю комнату. Там он, заложив руки за спину, с сигарой во рту, остановился у стола с шахматами и стал изучать расположение фигур на доске. Доктор же продолжал болтать с миссис Бэрджесс и Зельдой. Тетя Мэри слушала с вежливым интересом, не отрывая своих серых глаз от лица собеседника, но Зельда знала, что ей мало понятны речи доктора. И когда последний достал спички, чтобы зажечь сигару, тетушка облегченно вздохнула и поднялась.
— Пожелаю вам покойной ночи, доктор, и не буду мешать вам и Кейлебу доканчивать игру. Пойдем, Зельда, я уверена, что у тебя еще не все уроки приготовлены!
— Я только возьму книги, тетя.
Миссис Бэрджесс, приподымая двумя пальцами свое синее вечернее платье, чтобы оно не мешало ей при ходьбе, проследовала наверх.
Доктор положил свою руку на руку Зельды и притянул ее ближе к себе.
— Вы — мой калифорнийский цветочек, — сказал он, поглядывая на нее сквозь дым сигары.
Она засмеялась, пытаясь высвободить руку. Но он не выпускал ее.
— А, знаете, моя милая, из вас выйдет прехорошенькая и пресоблазнительная женщина!
Она одарила его одним из тех снисходительно-удивленных взглядов, какие бросала какому-нибудь золотоискателю или гуртовщику, появлявшемуся в гостинице ее отца и пытавшемуся ухаживать за ней. Взгляд из полуопущенных ресниц, поднятые брови и пренебрежительно-развязная поза.
Шутливая веселость вдруг исчезла с лица доктора.