Зельда Марш
Шрифт:
Но они ничем не показывали, что замечают это, в их обращении не было и следа снисходительности или высокомерия. Нельзя было быть внимательнее и предупредительнее. Несколько раз Зельде даже казалось, что они тайно потешаются над нею. Но, несмотря на это, она принялась разбирать пьесу Блюма так непринужденно, как будто много лет уже знакома с миссис Харни и Томом. Последний проявил большое знание театра.
— А вы, видимо, изучали эти вопросы, — заметила она.
— Да, немножко, и в Принстауне, и в Оксфорде, да и с тех пор, как
— О, вы, должно быть, очень ученый человек!
— Совсем нет. Технику современного театрального искусства не проходят в колледжах и университетах, а между тем это единственное, что меня интересует.
— Вы сочиняете пьесы?
Том покраснел. Краска залила его лицо до самых корней кудрявых темных волос.
— Ей богу, не знаю, почему я так смутился от вашего вопроса, мисс Марш — засмеялся он. — Может быть, оттого, что вы — актриса… Но я говорил со множеством актрис… Правда, ни одну из них я не находил такой…
Зельда, заинтересованная, поощрила его улыбкой. Ей очень нравился этот молодой человек. В нем было что-то свежее, неиспорченное.
— Ну, какой же? — спросила она.
— Такой… способной, — докончил он немного неуклюже.
— О, только-то! — невольно вырвалось у Зельды. Она тотчас поймала себя на том, что флиртует с Томом. Это непозволительно! Ведь она поклялась, что с флиртом навсегда покончено.
— Я не смею сказать большего. Вы бы сочли меня самоуверенным, а я очень хочу понравиться вам.
Серьезность его тона поразила Зельду. Она окинула Тома быстрым взглядом, как бы мысленно оценивая его. Еще взгляд — и заключение готово. И, вполне владея собой, она с безразличной любезной улыбкой повернулась к его матери.
— Боюсь, что, прожив так долго за границей, вы здесь скоро станете скучать по Европе, миссис Харни!
— Нет, не думаю. Мы с Томом устали странствовать и хотим навсегда остаться на родине. Весною мы переберемся на старую ферму в Пенсильвании, там, на берегах Саскианне, мой муж провел детство. Эта ферма больше ста лет принадлежит их семье, и дом, вероятно, порядком обветшал. Но мы его отремонтируем и попробуем заняться хозяйством. Вот только Том находит, что это слишком далеко от Бродвея и от театров.
— Но вы, очевидно, будете проводить там только самое жаркое время — четыре-пять месяцев в году, а в эту пору в Нью-Йорке нет ничего интересного.
— Пожалуй, вы правы. Но мне хотелось бы быть там, где можно встречаться с нужными мне людьми, — туманно объяснил Том и переменил тему. — А показывала вам мама прелестные вещицы, что мы привезли из путешествия?
В квартире было много очень красивых вещей. Зельда обратила внимание на старинные гобелены, на античные вазы, флорентийскую мебель, картины в рамах темного золота.
— Я бы хотел показать вам этот ящичек — настоящее чудо искусства!
Но Зельда сочла благоразумным остаться подле его матери и сделала вид, что не слышит.
— Вы были очень добры
— О, нет, миссис Харни, это он был добр ко мне.
— Ну, значит, вы оба одинаково довольны друг другом. Он писал мне о вас с такой нежностью и благодарностью. Что ни говорите, а я вам очень обязана… Ваши родители живы, мисс Марш?
— Нет, давно умерли.
— И у вас нет родственников?
— Н-нет, никого.
— Джон говорил, что ваша родина — Калифорния. Мы с мистером Харни провели там свой медовый месяц. Помнится, мы жили в Палас-отеле. Чудное место!
— Да, все, кто побывал в Сан-Франциско, сохраняют очень теплое воспоминание о нем.
— Не хотите ли полюбоваться на парк, мисс Марш? — снова начал Том. — Из этого окна он весь, как на ладони. Чудесный вид!
— Дай же мисс Марш допить чай, Том! — вступилась за Зельду его мать. — Я надеюсь, мисс Марш, что вы как-нибудь на днях приедете ко мне завтракать и мы побеседуем без помехи. Я хочу узнать покороче ту, что была так добра к нашему Джону. — Она наклонилась ближе к Зельде и сказала шепотом. — Он на вас попросту молится, и я начинаю понимать, почему.
Теперь пришла очередь покраснеть Зельде. Как они все любезны, как очаровательно сердечны! Ищут ее дружбы… Это ее поражало.
— Так вы приедете, да? — говорила между тем хозяйка. — Скажем, во вторник, хорошо? И, пожалуйста, не назначайте ничего другого на этот день, потому что я рассчитываю на продолжительный визит… Ну, а теперь сделайте удовольствие Тому и поглядите на парк…
Зельде ничего больше не оставалось, как подойти к окну, где ждал Том.
— Видели вы что-нибудь великолепнее? Это — лучше Гайд-Парка и Булонского леса. Поглядите на то пурпурно-красное дерево на фоне всей этой желтизны… Оно — как язык пламени, правда?
— Прелесть! Я люблю время листопада. По-моему ранняя осень — лучшее время года.
— В самом деле? А я больше люблю зиму и всякий зимний спорт. Вы любите кататься на санях, мисс Марш?
— О, вы забываете, что я выросла в Калифорнии! — улыбнулась она. — У нас не бывает снега. Я никогда в жизни не ездила на санях.
— Не ездили на санях?! Так вы покатаетесь со мной, когда будет санный путь? Это будет такой радостью для меня…
Зельда остановила его, слегка нахмурив брови, и повернулась к Джону:
— Седьмой час, Джон, — сказала она с ударением.
— Прошу вас, не уходите! Ведь вы совсем недавно пришли…
— К восьми мне надо быть в театре.
— Но…
— Не будь же так настойчив, Том. Мисс Марш выступает каждый вечер и, вероятно, очень устает. Так я жду вас во вторник, дорогая, — и вы будете считать нас своими друзьями, не правда ли, и уделять нам немножко своего досуга?
Том принес ее пальто и помог ей одеться.
— Что за счастливец этот дядя Джон! — пробормотал он.