Зеленая брама
Шрифт:
Он нас очень стеснял, мы жили в одной комнате, здесь же плита, на которой готовили; первое время стеснялись при нем кушать, так как часто приходилось кушать такие вещи, что в настоящее время считаются несъедобными. Мы рассказывали ему о нашей жизни до войны, к чему он относился с недоверием, так как видел настоящую нищенскую жизнь и не мог себе представить, что мы жили кое в чем лучше, чем они. Со временем мы к нему привыкли и все делали, не обращая на него внимания. Когда ко мне приходили ребята, он затевал с ними разговор. Ребята первое время относились к нему враждебно и на меня сердились, что я не могу
Как-то я пришла домой очень расстроенная. В этот день увозили в Германию нашу молодежь, почти детей. Я упала на постель и стала плакать от всего виденного горя и своего бессилия. В это время пришел Ганс, я набросилась на него, ругая и проклиная фашизм. Я такая была страшная в своем гневе, что Ганс убежал. Когда я немного успокоилась, у меня родилась мысль, что он может пойти и рассказать своему офицеру: он же немец. Но страха не было, так переполняло душу горе.
Вечером пришел Ганс, встретили мы его настороженно, а он стал оправдываться перед нами, как будто хотел оправдаться за всю Германию. Стал просить, чтоб мы помогли ему остаться человеком, он сделает все, что мы от него потребуем. Тогда Александр Полтавчук дал ему пачку листовок и сказал, чтоб он разбросал их по селениям, где будет проезжать. Он это сделал, радовался и говорил: вот если бы узнал отец, он был бы рад, но писать ему об этом нельзя...»
Представьте себе, читатель, Помошную — большую по тем временам железнодорожную станцию и поселок при ней. Разрозненные группки комсомольцев, оставшихся по разным причинам и обстоятельствам на оккупированной территории, действуют на свой страх и риск, ища связи с партизанами. Они не имеют единого руководящего центра, не зарегистрированы в Украинском штабе партизанского движения, не получают ни от кого директив и заданий. Они просто по велению сердца выполняют свой комсомольский долг, долг советских людей, действуют подчас неуклюже, но в высшей степени благородно.
В послевоенные десятилетия открываются все новые и новые истории, подобные той, которую рассказала Валентина Кривонос. Ячейкой подпольной борьбы с фашизмом могла быть одна семья, несколько семей, проживающих по соседству, школьные товарищи.
Юноши и девушки, родившиеся при Советской власти, воспитанные на ее справедливых принципах, незаметно даже для самих себя оказались подготовленными к беззаветной борьбе. Их борьба с фашистскими захватчиками и была в конечном счете выполнением задания Коммунистической партии. Не на час, не на день — навсегда полученного.
Нельзя не восторгаться, не гордиться, не преклоняться перед верностью и беззаветностью воспитанных партией мальчиков и девочек.
Особой отличительной чертой иных подпольщиков — я делаю это заключение на основе ряда примеров — были непреклонность и бесстрашие. С какой-то легкостью (порой трагически оборачивавшейся беспечностью) иные подпольщики балансировали
Но вернемся в Помошную.
Деятельность помошненских подпольщиков привлекла к себе внимание полиции и гестапо. Ребята стали замечать слежку. Потянувшаяся было ниточка к партизанам оборвалась, не завязавшись. Позже узнали: ближайший партизанский отряд был в те дни блокирован противником и вел тяжелейшие бои.
Ожесточились местные полицаи. Был арестован верный друг юных подпольщиков, работавший мастером в железнодорожном депо, немец-антифашист Герман Мюллер. Он помогал «запарывать» паровозы, поставленные на ремонт, похищал из вагонов и передавал подпольщикам оружие. До ареста ему верили. Но сумеет ли выдержать тюремные пытки?
(Я хочу успокоить читателей: Мюллер не подвел своих советских товарищей, выдержал все испытания. Ныне Мюллер живет в Карл-Маркс-Штадте, улица Ясвенга, дом 53. Буду в Германской Демократической Республике, непременно к нему заеду.)
Не страхом, а необходимостью сохранить подпольную группу объясняет Валентина Кривонос принятое самими подпольщиками решение: покинуть Помошную, пробираться к партизанам Зеленой брамы. Уход сразу всей группой будет слишком заметен — полицаи и гестаповцы могут догнать, а выбираться по одному еще опасней, да и сохранится ли группа в этом случае?
У кого-то из ребят, работавших в депо, возникла дерзкая идея: уговорить Ганса Олесцака увезти подпольщиков из Помошной в его крытом грузовике.
Как раз в эти тревожные дни к группе присоединилось несколько малознакомых молодых людей, попавших под наблюдение гестапо. Им тоже необходимо было скрыться.
Уговаривать Олесцака не потребовалось: он же давно обещал Валентине и ее друзьям «сделать все, что надо и как надо». Такое скорое его согласие показалось подозрительным и усилило тревогу. А Ганс тем временем готовился в дорогу: загрузил крытый кузов своей машины ящиками с патронами и консервами, под носом у часовых перетащил в нее из других машин оружие.
Ненастной ноябрьской ночью (как раз накануне 26-й годовщины Октябрьской революции) подпольщики стали выходить на окраину Помошной. Туда должен был подъехать Олесцак. Долго его ждали. Опять сомневались: «Неужели подведет?»
Наконец из темноты выкатилась машина. Поехали к другому условленному месту — забрать новых товарищей, с которыми еще не успели как следует познакомиться. Те собирались медленно. Опять пришлось ждать. Некоторые вообще не пришли, а ночь уже на исходе. Отправились в рискованный путь не в полном составе.
Весь остаток ночи и целый день ехали по рокадной дороге, в почти непрерывном двустороннем потоке немецких автомашин — попутных и встречных. Сидели под брезентом с оружием наготове. Кто-то высказал тревожную догадку: «Машину Олесцака, вероятно, уже ищут». Свернули на проселок.
Погода была типично ноябрьской — дождь со снегом. Маскировка неплохая, но плохо для ориентировки на малознакомой местности. Заблудились. Выслали разведку. Разведчики долго не возвращались. Ребята стали нервничать. Новички готовы были расправиться с Гансом — он-де во всем виноват. Старые его друзья не допустили этого.