Зелёная кобыла(Роман)
Шрифт:
В то утро Аделаида пришла на могилы Одуэнов, а вместе с ней, кружась вокруг нее, пришли четверо ее детей да еще ветеринарша со своими тремя детьми. На кладбище Дюры, Бертье, Коранпо, Меслоны, Русселье и все остальные христиане прихода славили, как могли, своих нижних родственников. Склонившись над их могилами, они вырывали из земли то какую-нибудь травинку, то стебелек цикория, то пальцами разравнивали почву, как бы желая задобрить покойников, провести им рукой по волосам. Все эти знаки внимания им ничего не стоили, зато усопшие делались более терпеливыми. Однако в то воскресенье все складывалось из рук
— Пусть они только дыхнут мне в ладони своим теплым дыханием, всего один разочек…
— Каждое воскресенье обещаешь занять свое место и все никак не соберешься!
— Это он украл у меня сорок су в семьдесят седьмом году.
— В семьдесят седьмом…
— Мои волы!
— Ты не могла бы прийти немного пораньше?
— Нам нужно свежих покойников.
— Вор!
— Нас было трое девушек в лесу.
— Шесть футов, как и у нас.
— Пакость!
— Это Альфред меня убил!
— Чертова шлюха.
— Убил мотыгой.
— Переложите меня в другое место.
— А ведь ты позволяла задирать себе юбку?
— Хочу, чтобы вы легли по обе стороны от меня.
— Как это было хорошо, когда было больно.
— Нас было трое девушек в лесу.
— Лжец.
— Мои волы.
— Так было жарко, когда было больно.
— Женщина, у которой не было за душой ни единого су.
— Ты у меня взял мой садовый нож.
— Ослица.
— Давай займи свое место.
— Сначала Гюст Бертье.
— Нет, Филибер Меслон.
— Какой же он был горячий, лед на пруду Голубой Кошки.
— Нас было трое девушек.
— Нет, на этой неделе.
— Лжец.
— Ты от меня все скрывала.
— Ни холодно, ни жарко.
— Я шел с моими сыновьями.
— Убийца.
— Это ты хотела выйти замуж.
— Вечером, с моими сыновьями.
— А Господь Бог, что он сейчас делает? Что-то о нем ничего не слышно.
— Господь Бог, он на небесах.
— На земле тоже, немножко.
— А вот там, внизу, никакого Бога больше нет.
— Нас было трое девушек.
— Трое потаскух.
— Он никогда не отчитывался в полученных деньгах.
— Убийца.
— Убийца.
— Никто больше не хочет умирать.
— Я его вот уже восемь лет жду.
— Я поставила тогда кипятить белье.
— Ты всегда за ним гонялась.
— Так приятно было гореть.
— И лед на пруду Голубой Кошки.
— Мерзавец.
— Он взял меня на косогоре.
— Это в твои-то семьдесят пять лет.
— Нас было трое девушек.
— Трое потаскух…
Мари Дюр побежала в ризницу за кюре. Тот пожал плечами, пришел на кладбище и, как и следовало ожидать, ничего
Старый Жюль Одуэн надрывался чуть ли не сильнее всех, но его крики относились не к живым. Он без устали ругал старого Малоре, Тину Малоре и четырехлетнего малыша, чье соседство ему всегда было неприятно. Аделаида почтительно слушала его, время от времени одобрительно кивая головой или сухо поддакивая. Прямая и худая в своем черном платье, в вязаном чепце на голове, она смотрела на три могилы Малоре, поджимая губы и морща ноздри, словно подозревая, что три покойника не просто воняют ей в нос, но делают это совершенно сознательно.
Зеф Малоре, Анаис и оба их сына стояли, опустив головы и притворяясь, что с незамутненными сердцами поминают своих родных. Можно было подумать, что они не слышат доносившийся снизу голос старого Одуэна; Аделаида подумала, что, может быть, и в самом деле не слышат, и поэтому стала довольно громко повторять слова своего свекра. Старик говорил, и Аделаида говорила вслед за ним:
— А кем была эта Тина Малоре? Девкой, которую мужчины просто передавали друг другу, которую брали за тридцать су прямо в канаве; вот кем она была, Тина. А парни, которых она нарожала, и по сей день бегут за своим отцом, бегут, хотят догнать, да никак не получается, куда там! Это же ведь надо, что за товар подкладывают теперь на кладбище под бок порядочным людям…
Малоре не протестовали, и Зеф, подумав о том, как лучше организовать отступление, подал знак жене и сыновьям. Однако Дюры, Бертье, Коранпо, Меслоны, Русселье, Рюжары, Кутаны, Домине, Бефы, Труске, Пиньоны, Короши, Бонболи, Клержроны и Дюбюклары уже прибежали со всех сторон и внимали речам Жюля Одуэна. Они образовали вокруг Зефа и Аделаиды круг шириной в три ряда, не принимать который во внимание было нельзя.
— Я не собираюсь отвечать, — сказал Зеф.
— А тебе и трудно было бы это сделать, — возразил Жюль снизу.
— А тебе и трудно было бы это сделать, — повторила его сноха, — потому что я ничего не придумали и потому что ни для кого не секрет то, что я говорю, и просто не хочется пачкаться, а то я могла бы рассказывать о ней хоть до завтрашней ночи. А думаете, про папашу Малоре я не могла бы рассказать; могла бы, да еще как.
— Мы не собираемся отвечать, — сказали Зеф и Ноэль.
— Пошли отсюда, — сказала Анаис.
Однако Дюры, Кутаны, Бонболи и Клержроны подсказывали Зефу:
— А почему ты ей не ответишь? Возьми да и ответь.
Зеф косил глазами в сторону могилы отца, но старый Малоре не подавал голоса, а Тина была не в своей тарелке. Так что слышался только голос Жюля Одуэна:
— Я скажу не только о Тине и о папаше Малоре, но и об остальных.
— Я скажу не только о Тине и о папаше Малоре, — подхватила его сноха, — но и об остальных.
Есть еще одна вылитая Тина, и для вас не секрет, как зарабатывают деньги, размахивая на дорогах цветастыми передничками да кружевными финтифлюшками. А родителям даже не стыдно покупать на эти деньги веялки. Нисколько не стыдно.