Зеленая машина
Шрифт:
— Что же вы сделали с Джинксом? — спросил я.
— О! — отвечал мой друг, — улучив благоприятный момент, я прикоснулся к его плечу. Он встал и спокойно последовал за мной из залы. Все собрание следило за ним глазами. По правде говоря, я вздохнул с облегчением, выведя его без скандала. У Джинкса такой своеобразный характер и такая огромная физическая сила, что всегда можно опасаться с его стороны самых неожиданных выходок. Однако на этот раз он следовал за мной кроткий, как ягненок, и всю дорогу до отеля сохранял мрачное молчание. Успокоив его нервы соответствующими напитками, я начал в сдержанных выражениях выговаривать ему за то, что он разыграл такого дурака. Он продолжал упорно молчать. Становясь смелее, я сказал ему напрямик,
При этих словах он поднялся и взял свою шляпу.
— И тем не менее, это — сущая правда! — сказал он вызывающе.
— Ерунда! — воскликнул я. — Ваш рассказ будет иметь успех в компании моряков.
Он криво усмехнулся.
— Я сказал правду, — повторил он. У дверей он на минуту задержался. — Я знаю, что вы мне не поверите, все вы — ученые — одинаковы. Вы похожи на того профессора-американца, который молол сегодня вздор о том, будто науке больше нечего познавать. Никогда вы не поверите, что и на земле и в небесах существует множество вещей, которых вы не в состоянии охватить своими жалкими мозгами. Все вы на один лад! Шайка самодовольных невежд! — Оглушив меня залпом негодующих слов, Джинкс вышел, яростно хлопнув дверью.
Само собой разумеется, я был несколько сбит с толку дерзким поведением Джинкса. Однако вскоре я понял, что в результате испытанных им в путешествиях лишений его и без того буйное воображение разыгралось, и он сделался жертвой галлюцинации, поводом к которой могло послужить какое-нибудь опасное приключение. Джинкс настолько упорно и серьезно настаивал на своих словах, что невозможно было заподозрить его в желании шутить. Но самым потрясающим во всей этой истории было объяснение, которое он дал ранам на своем лице, и которое до странности совпадало с моим личным впечатлением. Должен, однако, сказать, что окончание значительно затянувшегося съезда, сопровождавшееся, как всегда, суетой и сутолокой, заставило меня быстро забыть об инциденте с Джинксом. Распростившись со светилами науки, почтившими своим присутствием съезд, я приготовился к отъезду на Галапагос. Там я намеревался продолжать выведывать фамильные тайны черепах и закончить свою работу об их захудалых морских кузинах, влачащих жалкое существование на дне океана. Вечером, накануне отъезда, произошла моя последняя, пожалуй, самая знаменательная встреча с героем всей этой необычайной истории.
С прискорбием замечаю, что невероятно растянул свой рассказ, но даже самая длинная улица имеет свой конец, и я приближаюсь к развязке.
Я сидел на террасе отеля, — продолжал Вильсон, в последний раз затягиваясь дымом догорающей сигары. — Был чудесный тропический вечер. Таких вечеров никогда не увидишь в более северных широтах, и они оставляют неизгладимое впечатление. Молодая луна висела на небе, бросая легкие серебристые лучи на темные громады гор. В ее мягком сиянии пальмы трепетали, словно охваченные экстазом. Небо глядело холодными величавыми звездами. Воздух неподвижно застыл, море мирно спало. На западе еще догорали тропические алые лучи. Было восхитительно. Простите мне это лирическое отступление! — улыбнулся Вильсон. — Во мне иногда пробуждается романтический дух моих предков-горцев. Итак, я сидел на террасе, весь отдавшись созерцанию великолепной картины, как вдруг услыхал чьи-то шаги. Обернувшись, я увидел перед собой Джинкса. Несколько изумленный его появлением я встал и предложил ему стул и сигару. Он отказался от того и от другого.
— Я пришел, — сказал он, — проститься с вами, а также извиниться за свою бестактность на съезде и грубость по отношению к вам. Позвольте поблагодарить вас за сердечное отношение ко мне. Надеюсь, вы простите меня? Вы ведь знаете, что у меня от природы необузданный нрав, который не мог, конечно, измениться в продолжительном одиночестве. — Он грустно улыбнулся.
Тронутый его неожиданным раскаянием, я протянул ему руки и сказал, что ничуть не сержусь на него за нелепую выходку.
— Я очень рад, — сказал он кротко. — Верю в вашу искренность и не хотел бы, чтобы у вас сохранилось обо мне превратное мнение. Особенно теперь, когда я уезжаю в чрезвычайно опасную экспедицию. Весьма вероятно, что вы последний человек моей расы, которого я вижу перед отъездом в пустыню, из которой наверное не вернусь.
Глубоко потрясенный, я попытался переменить тему разговора, но не мог, однако, сдержать своего любопытства и спросил, рассчитывает ли он отыскать своих инков.
— Может быть, — отвечал он со странно-торжественным видом, — но возможно также, что я попаду туда, куда каждый из нас придет в свое время. У меня предчувствие, что я не вернусь из экспедиции, но меня зовут пустыни и дебри: может быть, это — призыв судьбы… Прощайте! — повторил он, протягивая мне руку. — Еще раз позвольте вас поблагодарить!
Пока мы стояли на террасе пожимая друг другу руки, меня внезапно охватило непреодолимое желание узнать тайну этого необычайного человека, приподнять завесу его изумительной жизни.
— Джинкс, — сказал я взволнованно, — простите, что усомнился в вас. Обещаю вам, что не буду смеяться. Скажите мне только: правду ли вы говорили в тот раз? Неужели действительно существует порода гигантских муравьев, и если это так, то где они живут? Вы их видели, скажите? — я указал на его изуродованное лицо.
Услышав это, он отшатнулся от меня, и мне показалось, что он вот-вот меня ударит. Однако усилием воли он овладел собой.
— Да, такие муравьи существуют, — сказал он торжественно, — но только не в этом мире. Вы угадали: это они меня так изуродовали. — Он прикоснулся к своему изрытому лицу.
Я глядел на него, онемев от изумления. Он продолжал ровным, бесстрастным голосом:
— Бесполезно вам все рассказывать, потому что все равно вы мне не поверите. Вы принадлежите к тем людям, которые по недостатку воображения не способны познать чудеса мироздания. Будет достаточно, если я вам скажу, что существует мир, где господствуют муравьи, подобно тому, как здесь, на Земле, господство принадлежит человеку. Я видел этих муравьев и испытал на себе их силу. Смею вас уверить, что это самые необычайные и чудесные создания, которых только можно себе вообразить.
Я продолжал молча смотреть на него, пораженный контрастом между невероятностью рассказа и спокойной разумной убежденностью, звучавшей в голосе рассказчика. Однако то, что последовало за этим, было самым необычайным во всей удивительной истории. Поглядев на меня молча несколько секунд, Джинкс пробормотал:
— Хорошо, скажу!
Затем он указал на планету Марс, пылавшую мрачным злым огнем на бархатном фоне неба, и сказал:
— Смотрите, куда я указываю.
— На Марс? — спросил я.
— Да!
Затем после краткого молчания он добавил:
— Там царят муравьи. Они покорили всю планету и достигли высочайшей, совершеннейшей культуры.
— Откуда вы это знаете? — пробормотал я, слегка содрогаясь; мне пришло в голову, что передо мной сумасшедший.
— Я это знаю, потому что был там, — спокойно отвечал он. — Вы мне, конечно, не поверите, но тем не менее, это — факт. Уверяю вас, что если бы наши астрономы знали, подобно мне, каковы на самом деле марсиане, они не стремились бы завязать с ними сношения. Однако, — заметил он, — я вижу, вы мне абсолютно не верите, поэтому, не будем терять время. Спокойной ночи! Прощайте!