Зелёная земля
Шрифт:
вот метель, когда-то – дождь.
Пересмешник, соглядатай
смотрит с неба: всё прошло.
Вот число, когда-то – дата,
да теперь уже число.
Кружит в белой круговерти
настоящая зима…
Всё бело на белом свете,
но и свет когда-то – тьма,
но и грусть когда-то – радость,
но и плач когда-то – смех,
но и встать когда-то – падать,
но и жизнь когда-то – смерть.
А давно ли – Божья Милость
и заботы
всё, что пелось и любилось
мальчиком – когда-то мной?
Когда весь твой мир собрался в полёт,
всё так и так смещено:
рисует ли музыка, кисть поёт -
не всё ли тебе равно?
Балуйся хоть красками, хоть вином,
хоть рифмами, хоть водой -
ты всё о своём, ты всё об одном -
всё с тою же ерундой.
Ты выберешь мёд и выберешь лёд,
ты выберешь круг и крест,
а Тот-Кому-Это-Надо придёт
и всё подчистую съест.
Но что ж горевать, раз любой состав
на свете, любая смесь
на то и рассчитаны, чтоб, создав,
как можно скорее съесть!
А полный бедлам в твоей мастерской…
не ройся в нём, подожди:
ведь Тот-Кто-Водит-Твоей-Рукой -
ему в этом нет нужды.
Он улыбнулся – и был таков:
на облаке укатил:
тот автор – всех на свете стихов
и всех на свете картин.
Не по этой ли отправиться улице,
не на этот ли случайный просвет -
осторожно рифмуя что рифмуется
и совсем не рифмуя – что нет?
Стихотворство, беспечное насилие!
Целый мир загоняется в силок,
и меняется белое на синее -
чтобы эхо поймать и приручить…
Но охотиться за эхом в дороге ведь
не умней, чем за фалдами плаща!
Ах, ничто ни к чему бы не пристёгивать,
что не хочет гулять сообща:
не навязывать вожжам этот мелочный,
жалкий дождик, боящийся вожжей,
а затейливейший крендель над булочной
отпустить в незатейливый полёт…
За свободу, мой друг, за неравенство,
за святое одиночество лет,
за глухое ущелье Мне-не-Нравится,
за далёкую пустошь Нет-так-Нет,
за петлянье по окраинной улице,
за изодранную в клочья тетрадь -
и за всё, что ни с чем не рифмуется
никогда, ни у кого и нигде!
Строго так, как назначили Бог и Природа
(а других я не знаю богов и природ),
я живу в окружении всякого сброда -
я люблю всякий сброд:
из вралей, неумех, да нерях, да отпетых
идиотов (огни, мотыльки, корабли) -
помешавшихся
запивающих небом нехватку земли.
У них глупые выходки, дикие лица
и блудливые и роковые глаза,
а в петлицах у них – у кого небылица,
у кого помазок, у кого стрекоза.
И уж так повелось в золотой этой роте -
хохотать да друг друга лупить по бокам,
предавать – хоть меня – на любом повороте,
и бросать – хоть меня – на съеденье волкам,
загонять – хоть меня – в пасть к зелёному змию
и, совсем без каких-нибудь дружеских чувств,
издеваться над тем, чего я не умею
и чему никогда уже не научусь.
У нас принято так: пропадать на полгода,
умирать в одиночестве и вдалеке…
а из общего есть у нас только свобода -
и не то чтобы вся – по обрывку в руке:
по клочку, по смычку, по надломленной сабле…
но когда заиграем мы, ты наконец
вдруг поймёшь, что такое – звучанье в ансамбле,
что такое – музыка свободных сердец.
2004
Мой дом… я не скажу дурдом,
но дом, который словом «дом»
я назову с большим трудом,
остался за спиною.
…хоть тот, где буду я потом,
не лучше, но вопрос не в том,
а в том, что славно за бортом…
и мой laptop со мною.
Вот, правда, Время – начеку:
следит, как я беспечно тку
по тридцать лет одну строку
и в ус себе не дую, -
и всё заносит в свой архив
(сегодня, дескать, был ленив),
но что же – Время?., только миф,
и мой laptop со мною.
Да Небо смотрит свысока -
на нерадивого сурка -
длинна ли, стало быть, строка
и не пора ли, дескать,
поставить точку, голубок,
и годы свить в один клубок,
но что же – Небо?., только Бог -
и мой laptop со мною.
А больше-то – какой надзор?
Лети себе, как прочий сор,
не сея спор, не зная ссор
с реальностью чумною!
Блуждай среди заветных троп,
а там… там после нас потоп,
но я с тобою, мой laptop, -
и мой laptop со мною.
Беспечные слова за поздним чаем -
попу сто словим, милые, пока
сентябрь не обрушится молчаньем
и слова не спугнёт, как мотылька.
И станет тихо – и над полой чашкой,
перед её внезапной глубиной,
душа замрёт, от тишины легчайшей
отведав – от осенней, от шальной.