Зеленая звезда (Человеком быть, это трудно)
Шрифт:
— Поздравляю, — сказала девушка улыбаясь. Носик у нее был точеный. А над верхней губкой чуть темнел едва заметный пушок.
— Да говори ты по-узбекски! — с легкой иронией произнес профессор.
Саяра сложила губы бантиком.
— Ну ты же знаешь, какой у меня выговор! Чаю заварить?
— Конечно. Где мама?
— Пошла в ателье. Где будете пить?
Девушка избегала смотреть на Абдуллу.
— Здесь, — сказал профессор.
— А я хотела здесь убирать…
— Ну, тогда во дворе.
Саяра вышла из гостиной.
— Вот ведь как получается,
— Спасибо, хорошо.
— Недавно я к твоему отцу приходил. Поговорили. Как-никак не виделись долго. — Турсунали-ака вздохнул. — Мучится он, бедняга. Гипертония — модная болезнь. Но ведь как-то лечат же ее! Думаю, поправится. Давно я твоего отца знаю, много хорошего он для меня сделал. Кто знает, не помог бы он мне, может, я и не стал бы тем, кем стал…
Профессор задумался. Абдулла смотрел на его высокий гладкий лоб, отметил про себя седину на висках… В эту минуту ему очень захотелось быть похожим на Турсунали-ака. Пройдет время, он заведет семью, так же, как этот профессор, непринужденно будет разговаривать со своими сыновьями, как равный с равными…
— Мой отец много о вас рассказывал, — прервал молчание Абдулла, не найдя другого способа сделать приятное хозяину.
— Спасибо. С отцом вам повезло. Душа человек. Он всем делал только добро. А что же все-таки говорят доктора?
Абдулла не знал, что ответить. Как вернулся из кишлака, ни разу не говорил на эту тему ни с отцом, ни с матерью. Но до поездки в Мингбулак он слышал мнение одного врача, которое теперь и высказал:
— Ему нельзя есть мясо. Ничего острого тоже нельзя. Пробовал было отец выйти на пару дней на работу, но ему сразу стало хуже…
— Да, если он сейчас не станет как следует следить за собой, потом ему будет труднее. Конечно, надо пока оставить мысли о работе…
— Вот и я каждый раз говорю ему об этом, — сказал Абдулла и густо покраснел. Никогда он этого не говорил. Наоборот, ему нравилось, когда отца не было дома, он чувствовал себя свободнее. «Почему я так плохо отношусь к отцу? — подумал Абдулла. — Если уж профессор произнес такие слова, я-то должен был и подавно…»
— У нас часто бывает так, — промолвил грустно Турсунали-ака. — В большинстве случаев болеют хорошие люди, добрые люди не живут долго. А плохие — ничто их не берет: ни простуда, ни другие напасти.
— Да, — несмело подтвердил Абдулла.
— Пап! Все готово! — услышали они со двора голосок Саяры. — Ну идите же!
— Что ж, пойдем, — Турсунали-ака поднялся с места. — Откушаем чаю. Саяра славно заваривает! Правда, дочка?
— Нет, неправда! — ответила Саяра немного жеманно.
Они устроились в беседке. На столе в большой хрустальной вазе лежали персики, яблоки, виноград хусейни, золотистые ягоды инжира. На голубом блюдце — самаркандский миндаль. Жирная конская колбаса кази была искусно нарезана тоненькими кружочками. Абдулла был поражен. Вот это завтрак!
Саяра принесла большой фарфоровый чайник, села напротив Абдуллы и стала разламывать лепешки. Потом подала ему пиалу с фамильчаем.
Дымящийся напиток в пиале был яркого рубинового цвета и распространял тонкий, нежный аромат.
— Вот видишь, разве я тебе не говорил! — воскликнул, улыбаясь, Турсунали-ака.
— Не хвастай, папа! — буркнула Саяра, покосившись на Абдуллу.
— А разве я не прав?
— Чай получился очень хороший, — сказал Абдулла, — очень душистый, вкусный чай.
— Послушай, — обратилась к отцу Саяра, — так этот Абдулла поедет в Ленинград, да?
Турсунали-ака прищурился и спросил:
— А он тебе понравился, я вижу, а?
Саяра покраснела. Потом схватила чайную ложку и легонько стукнула ею отца по руке.
— Выдумываешь всегда. Я просто спрашиваю.
Однако профессор продолжал подначивать:
— А почему же ты тогда покраснела?
— Просто жарко! Вот и все!
— Знаю, почему тебе жарко.
— Папа!
— Ладно, ладно, больше не буду.
Абдулла, смущенный этим разговором, пристально разглядывал сложный рисунок на пиале. «Какая славная девушка! Неужели мы будем учиться вместе?»
— Отец, наверно, уже говорил тебе… — начал в этот момент профессор, обращаясь к гостю.
Абдулла поднял голову.
— Институт, в котором я работаю, — продолжал Турсунали-ака, — создан недавно. Это очень нужный институт. Сейчас много идет разговоров о ядерной физике, ты и сам слышал, наверное. В Москве, Ленинграде, Новосибирске построены атомные реакторы. Создаются электростанции. Через два-три года и в Узбекистане будет немало таких сооружений. Кроме того, в институте занимаются и космосом, частицами высоких энергий. Так вот я тебе и предлагаю… Подумай.
Абдулла посмотрел на Саяру. Девушка вертела в тонких пальцах чайную ложку.
— Спасибо, — сказал он тихо, — Мне отец говорил об этом.
— Да, вот еще что. Взгляни-ка на это уравнение… Профессор вынул из кармана карандаш и быстро написал что-то на бумажной салфетке. — Только ты не подумай, что это собеседование, мне просто интересно, что ты скажешь по этому поводу.
Абдулла положил салфетку перед собой. Лицо его словно окаменело. Потом он машинально протянул правую руку, и профессор вложил, в нее карандаш. Саяра прыснула в кулачок.
— Это, по-моему, решается вот так, — произнес Абдулла слегка изменившимся голосом. — Вот. — И он вернул салфетку профессору.
Турсунали-ака удовлетворенно кивнул.
— Ну что ж, верно… Тем лучше, — прибавил он. — Ну а вот такую задачку ты раскусишь?
И опять словно окаменело лицо Абдуллы. Наконец он поднял глаза на профессора:
— Я знаю, как решать эту задачу. Но мне потребуется минут двадцать…
— Молодец, Абдулла. Правильно. Но ее можно решить и в два счета. Этому тебя научат в первом же семестре.