Зеленоглазое чудовище. Венок для Риверы
Шрифт:
Элейн и Фокс оставили слуг в большом возбуждении и начали спускаться по лестнице в прихожую.
— Каков же итог этой маленькой дружеской встречи, — хмыкнул Элейн, — кроме подтверждения графика старого Пестерна вплоть до момента, когда до отбытия компании оставалось полчаса?
— Черт возьми, сэр, мы узнали всего-навсего, — пожаловался Фокс, — что каждый из них в течение хотя бы некоторого времени оставался наедине с самим собой, мог взять ручку от зонтика, принести ее в кабинет, вставить в ручку и закрепить в ней клеем маленький стилет, а потом сделать Бог знает что еще. Каждый из них!
— Вы подразумеваете и каждую женщину, Джилл?
— Пожалуй, да. Хотя не будем торопиться.
Элейн протянул Фоксу график и собственные заметки. Они подошли
— Подумаем в машине, — сказал Элейн. — Я полагаю, из всего этого удастся кое-что выжать, Фокс. Пошли.
Но когда Элейн уже взялся за ручку наружной двери, Фокс как-то непонятно хрюкнул, Элейн обернулся и увидел на лестнице Фелисите де Сюзе. Она была в дневном наряде и в неярком свете прихожей казалась бледной и измученной. Секунду они смотрели друг на друга через стеклянную дверную панель, а затем девушка сделала рукой нерешительное и какое-то незаконченное движение. Элейн выругался про себя и вернулся назад в прихожую.
— Вы хотите поговорить со мной? — спросил он. — Что вас подняло в такую рань?
— Не могла спать.
— Сочувствую, — сказал он из вежливости.
— Думаю, мне нужно поговорить с вами.
Элейн кивнул Фоксу, вошедшему в прихожую следом.
— Наедине, — сказала Фелисите.
— В этом деле инспектор Фокс работает вместе со мной.
Она с неудовольствием посмотрела на Фокса.
— Ну да все равно… — сказала она и, поскольку Элейн молчал, добавила: — Боже мой!
Она стояла на третьей ступеньке от подножия лестницы, стояла без стеснения, прекрасно сознавая, какую представляет собой картину.
— Лайла сказала мне, — начала она, — про вас и про письмо. Я имею в виду, что вы его у нее отобрали. Я думаю, у вас составилось довольно туманное представление, будто бы я послала Лайлу выполнить вместо себя грязную работу, верно?
— Это не имеет значения.
— Я была совершенно bouleversee [31] . Я знаю, ужасно было посылать ее туда, но, между прочим, я думаю, она с радостью занялась этим. — Элейн обратил внимание на то, что верхняя губа Фелисите полнее нижней и что улыбка у нее кривая. — Дорогая Лайла, — продолжала она, — ведет не слишком богатую событиями жизнь, поэтому ее безумно занимают мелкие треволнения других людей. — Она посмотрела на Элейна уголком глаза и добавила: — Мы все ее обожаем.
31
Выбита из колеи (франц.).
— О чем вы хотите спросить меня, мисс де Сюзе?
— Вы не могли бы отдать мне письмо? Прошу вас!
— В свое время вы его несомненно получите.
— Не сейчас?
— Боюсь, сейчас это невозможно.
— Довольно печально, — сказала Фелисите. — Я полагаю, мне следовало по-настоящему во всем признаться.
— Если это относится к нашему делу, — согласился Элейн. — Я занимаюсь только смертью мистера Риверы.
Она прислонилась спиной к перилам, вытянула ноги и, посмотрев вниз, приняла такое положение, чтобы Элейн мог их как следует разглядеть.
— Я предложила бы вам пойти куда-нибудь, где можно посидеть, — сказала она, — но, похоже, здесь единственное место, где за углом не притаился второразрядный шпик.
— Тогда останемся здесь.
— С вами не очень легко разговаривать.
— Мне очень жаль. Буду рад выслушать все, что вы хотите нам сообщить, но, сказать по правде, у нас впереди тяжелый день.
Они стояли, испытывая взаимную неприязнь. «Она превратится со временем в продувную штучку, — думал Элейн. — Возможно, ей нечего на самом деле сказать; у меня есть кое-какие факты, но я затрудняюсь сказать, в чем именно их смысл». — «Минувшей ночью я не обратила на него внимания, — думала Фелисите, — и напрасно. Если он узнает, каким на самом деле был Карлос, он будет презирать меня. Он
Она опустилась на ступеньку и обхватила руками колени — юная, немного похожая на мальчишку, подобие gamine [32] .
— Все об этом проклятом письме. Нет, конечно, не проклятом, поскольку оно от человека, в которого я очень влюблена. Вы наверняка прочли его.
— Увы, да.
— Мой дорогой, меня это не волнует. Только, вы сами в этом убедились, письмо, между прочим, имеет секретность номер один, и я буду чувствовать себя неуютно, если все это выйдет на поверхность, тем более что оно абсолютно никак не связано с вашей маленькой игрой. Не может быть ничего менее к ней относящегося.
32
Гамен, уличный мальчишка (франц.).
— Прекрасно.
— Но мне кажется, я доказала все, что нужно, не так ли?
— Вы сделаете удачный ход, если добьетесь этого.
— Ну что же, попробую, — сказала Фелисите.
Элейн устало слушал, пытаясь не упускать смысла произносимых слов и прогоняя мысли об ускользающем времени и жене, которая скоро проснется и увидит, что его нет дома. Фелисите рассказала, что переписывалась с Г. П. Ф. из «Гармонии» и в его советах звучало такое глубокое понимание, что она почувствовала настоятельную, как удар копытом, потребность встретиться с этим человеком, но, хотя его письма становились все более личными, он настаивал на сохранении инкогнито. «Все эти Купидоны и Психеи мало что значат в жизни и ничего не дают», — сказала она. Затем она получила письмо, о котором идет речь, и Эдуард Мэнкс появился с белым цветком в петлице, и внезапно она, никогда прежде не обращавшая особого внимания на старину Неда, ощутила в себе астрономическую влюбленность. Потому что в конце концов мысль о том, что все это время Нед, который и был Г. П. Ф., пишет такие фантастические вещи, бодрит и в один прекрасный момент обрушивается на тебя, как груда пересохших кирпичей, разве не так? Здесь Фелисите сделала паузу и, приняв высокомерный вид, добавила с некоторой поспешностью: «Вы понимаете, что к этому времени бедняга Карлос для меня стал просто невыносим. Я хочу сказать, что простой, как выеденное яйцо, он увял в моих глазах. И еще: к Карлосу это уже не относилось, поскольку я явно была не в его вкусе, мы охладели, и я знала, что это его не волнует. Вы понимаете, что я хочу сказать?»
— Вы хотите сообщить мне, что расстались с Риверой друзьями?
Фелисите неопределенно покачала головой и подняла брови.
— В такой форме ваш вопрос звучит очень значительно, — сказала она. — Просто все, что было, тихо-мирно умерло.
— И между вами, например, между четвертью и половиной десятого в кабинете не было никакой ссоры? Или позже — между мистерами Мэнксом и Риверой?
Последовала долгая пауза. Фелисите наклонилась вперед и подергала ремешок туфли.
— В конце концов зачем вы забиваете себе голову этими ничтожными мелочами? — не слишком уверенно проговорила она.
— А эти мелочи совершенно не соответствуют истине?
— Я знаю, — громко и весело сказала она и посмотрела Элейну в лицо. — Вы посплетничали со слугами. — Она игривым тоном обратилась к Фоксу: — Ведь он этим занимался?
— Не могу знать, мисс де Сюзе, — вежливо ответил Фокс.
— Как вы могли! — набросилась она с упреками на Элейна. — Кто же вам все это наговорил? Гортензия? Бедняжка мистер Элейн, вы не знаете Гортензию. Она последняя лгунья! Не может без вранья, слабоумная. Это у нее патологическое.