Зеленоглазое чудовище. Венок для Риверы
Шрифт:
Эндрю раздражало именно то, что он действительно понимал. В результате прожитых вместе лет он хорошо изучил странные повороты мысли своего брата. Дать потрепанной блондинке все, что, по его мнению, ей хочется, просто потому, что он был счастлив, а она — нет, было для нею так же естественно, как дать доллар жулику-нищему. Это понимание ничуть не развеселило Эндрю, тем более, как всегда бывало с Недом, исход оказался плачевным.
Эндрю сел рядом с братом на тахту.
— Ты ждешь, что Маурин бросится к тебе на шею как к доброму самаритянину?
— Нет.
— Может, Розмари?
— Нет, — сказал он. — Вот почему ты должен остановить Маурин.
Это
— Боже мой, — сказал Эндрю, — Тэтчеры ее семья. Она прежде всего думает о Розмари.
— И это называется думать о Розмари? Все испоганить, в то время как мы любим друг друга?
Нед повернулся к нему, и, к изумлению Эндрю, лицо его преобразилось. Оно засветилось так же, как светилось лицо Розмари при упоминании имени Неда, — непроизвольное сияние, от которого почти исчезала ее бесцветная простота.
— Дрю, пойми, случилось такое… я и не подозревал, что это может произойти. Я всегда представлял себя как… ну, я не знаю. Но с первого мгновения, как я увидел Розмари, смешную, скромную маленькую девочку, сидящую там на скачках, в этих ее больших очках, будто прячущуюся за ними, потому что все вокруг казалось ей гораздо более удивительным и чудесным, чем она…
Он поднялся, зажег сигарету и принялся ходить взад и вперед.
— Приходит час, — сказал он, — когда начинаешь понимать, когда вдруг ты — это не ты, ты как бы видишь себя со стороны. Я сел рядом и начал разговор, тот же старый вздор, какой я говорю обычно: Венеция, Голливуд, графини, вшивые португальские плейбои. И я слушал себя и думал: «Что ты пытаешься доказать? Что все от тебя без ума? Что ты участвуешь В? В чем? В паршивой мышиной возне, к которой так привыкла мать?» Помнишь? Открытки с Антибов, телеграммы из замка какого-то ничтожества в Арльберге? С днем рождения, милый Недди. Как плохо, что я не могу быть рядом с тобой. Целую, Мама. Что это? Неужели я стал таким болваном, что просто мечусь, пытаясь сравняться с матерью?
Он провел рукой по волосам.
— А теперь была Розмари, сидящая рядом, слушающая, проглатывающая всю эту чепуху, как будто я — седьмое чудо света, и я подумал: «Бедная маленькая богатая глупышка, у нее нет выбора. Любой негодяй, намазанный кремом для загара с пляжа Лидо, слопает ее за раз». А потом подумал: «Ну а у тебя-то есть выбор — оставаться милым дорогим Недди-мальчиком везде и для всех? Через пару лет твои волосы начнут выпадать, или же ты растолстеешь, или они найдут себе другого мальчика, и ты станешь никому не нужным вроде той блондинки, будешь слоняться по барам и скулить, что не приходит на встречу какая-нибудь старая корова бразильская вдова, и…». Я понял тогда, что Розмари нужна мне, а я нужен ей. Два неопытных человека в вонючем, мерзком лесу.
Он снова подошел к тахте и сел рядом с братом, крепко схватив его за руку.
— Дрю, я имею в виду именно это. Она — моя надежда. Я люблю ее. Я должен жениться на ней.
Слушая это сбивчивое, причудливое объяснение, Эндрю смотрел на брата, понимая, что, при всей их близости, сейчас, вероятно, впервые в жизни Нед действительно попытался высказаться. И Эндрю вдруг почувствовал, что под обаятельной безответственностью брата таится груз заброшенности и ненужности, а это, в конечном счете, ему было небезразлично. Брат вдруг открылся для Эндрю с совершенно неожиданной стороны, и он не смог сопротивляться. Он был тронут и, отметая все, что они с Маурин напредполагали, честно поверил, что Нед любит Розмари Тэтчер.
— Дрю, — говорил Нед, — пожалуйста. Ты должен помочь мне. Ты должен остановить Маурин.
В тот самый момент, когда Эндрю почти поддался уговорам, он вдруг вспомнил о своем визите в Плацу.
И попросил:
— Расскажи о пяти тысячах баксов и о матери.
Какое-то время Нед казался озадаченным. Затем промелькнула его быстрая, знакомая улыбка.
— Бедная старая мама. Итак, она растрепала тебе. Я предполагал, что она может.
— Зачем они тебе?
Нед пожал плечами.
— О, не надо говорить сейчас об этом.
Эндрю почувствовал, как их близость начинает разрушаться.
— Нет, надо, — сказал он. — Они нужны тебе за яхту, на которой вы носились с Розмари по Малым Антилам?
— За яхту? — удивился Нед. — О нет, то была яхта Руди Марсатти. Я одолжил ее.
— Тогда зачем тебе нужны пять тысяч долларов до такой степени, что ты даже пробовал их выманить у матери?
Нед взял обеими руками чашку и допил кофе, который, должно быть, уже совсем остыл.
— Зачем они мне были нужны? А, расходы. Не можешь же ты требовать от меня, чтобы я позволил Розмари оплачивать все счета.
— Но у тебя имелись твои собственные деньги.
Нед поставил чашку и окинул брата коротким, вороватым косым взглядом.
— Если я тебе кое-что расскажу, ты не разозлишься? Обещаешь?
— В чем дело?
— Я думаю, все равно пришлось бы раньше или позже. Сейчас в любой день вам может позвонить исполнитель из трастового фонда. Во Флориде я подружился с Энтрагами. Они с ума сходят по лошадям. Мария получила совершенно точные сведения — прямо от владельца. Аутсайдер — сорок к одному. Это не могло не сработать. У меня не было денег. Там был один парень, он постоянно терся с Энтрагами — что-то вроде мафиози, я полагаю. Я занял у него бабки. Десять тысяч. Поставил их на лошадь, чтобы выиграть. Проклятая лошадь сломала ногу. Этот парень, он оказался несговорчивым: или десять тысяч баксов — или что-то другое. Я ничего не мог поделать. Он подцепил какого-то шустрого стряпчего. Я обязан отдавать ему свой доход в течение двух лет.
Дрю, я сожалею. Я знаю, что был идиотом. Но то была верная вещь, Мария говорила. Сто процентов, верняк.
Некоторое время Эндрю не мог проронить ни слова. Потом он спросил:
— Все это случилось до того, как ты повстречал Розмари, или после?
— О, всего пару дней до того, я полагаю.
Эндрю поднялся. Он сказал:
— Ну, ты довольно долго водил меня за нос, не так ли?
— Но, Дрю, ты не понимаешь. Это дело никак не касается нас с Розмари.
— Ах нет?
— Ну, может, и касается. Может быть, оно… оно было лишь последней каплей, чтобы заставить меня осознать, к какому тупику я приближался. Но Розмари и я — это нечто совсем другое. Это любовь. Я люблю ее. Чтоб у меня отвалилась…
— Убирайся отсюда, — сказал Эндрю.
— Но, Дрю, если Маурин расскажет ей… если ты не остановишь Маурин…
— Убирайся, я сказал.
Нед поднялся. Он стоял, глядя на брата.
— Ты уверен, что имеешь в виду именно это?
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Нед пожал плечами, уступая.
— Хорошо, так, значит, и будет, я полагаю. — Он похлопал брата по плечу. — О’кей. Развеселись. Я не обвиняю тебя. Ты переживешь.
Он улыбнулся кроткой, нежной улыбкой. Прошел в зал, надел пальто и убрался.