Зеленые горы и белые облака
Шрифт:
"...И местные жители - представляешь, Мальвин?
– меня больше всего
удивило - разговаривают по-русски!.."
– Теперь я буду жить вечно, как Огурец!
– он мне говорил после этого
случая.
– Пойду на пенсию, сяду с собакой у винного, брошу на землю шляпу и за небольшую плату стану показывать фокусы.
– Огурец у меня постарел, - жаловался Леонтий.
– Совсем глухой стал, не слышит команды. Я думал, как же мы будем работать - без звукого сигнала? А он - по глазам: на какую игрушку я посмотрю, ту и берет. И по губам определяет, что я у него спрашиваю. Усядется на пенечке - морда седенькая, ушки седые...
К двум прибавить два?
Лает четыре раза.
К двум прибавить три?
Лает пять.
Что тебе принести, Леонтий? Вон того резинового ежика? Пожалуйста. Кого-кого? Повтори? Плюшевого тигра? Будьте любезны!..
В некий день некоего месяца некоего года мы встретились весной, на Масленицу. Леонтий ждал меня на Тверской с букетом безудержно красных гвоздик, такие бодрящие алые гвоздики любила моя бабушка, революционерка.
– Эти гвоздики, - гордо сказал Леонтий, - я купил тебе заблаговременно на Киевском вокзале, они там всего по пятерке, а тут - девятнадцать рублей!
Оказывается, Леонтий к моему приходу напек блинов.
Так мы сидели с ним, ели блины с медом, запивая хересом, понятия не имея, что видимся в последний раз.
А может быть, я ошибаюсь, как самурай, который пометил на борту лодки то место, куда упал в реку меч.
Леонтий иногда позванивал: на Новый год - обязательно! И на дни рождения. Однажды я услышала голос Леонтия в трубке - спокойный, приветливый, как всегда.
– Мальвин, - сказал он, - ты только не пугайся: у меня там какие-то затемнения в легких. Но это ничего не значит. Умирать я не собираюсь.
– Леонтий, - говорю.
– Не умирай. Не умирай, я тебя прошу!
– Договорились, - ответил он.
– Я к тебе по делу: завтра будет спектакль в театре "Апарте" на Арбатской. Пьеса по анекдоту - комедия, про то, как одна женщина подумала, что ее собака загрызла кролика у соседа. А она не загрызла, он сам умер, этот кролик, и сосед его в землю закопал. А собака его откопала и принесла своей хозяйке. А хозяйка подумала, что загрызла ее собака. Ну, она его привела в порядок...
– Кого?
– Я спрашиваю в отчаянии.
– Да кролика! И незаметно посадила обратно в клетку, как ни в чем не бывало, понимаешь? Чтобы сосед подумал, что его кролик умер в своей постели. Сосед возвращается - видит, кролик, которого он закопал, потому что тот умер, опять сидит, чистенький, пушистый, у себя в клетке. Только мертвый.
– Какой ужас!
– говорю я.
– Это анекдот!
– воскликнул Леонтий.
– Ты совсем потеряла чувство юмора. У меня там звери работают - пудель и кролик. Но не в этом суть. В главной роли потрясающая актриса - Инга. Ты не поверишь - она даже попой играет! Такая талантливая. Столько премий наполучала! На всех фестивалях. Ее ждет великое будущее. Мальвин, может, ты придешь? В финале в костюме дедушки Дурова я выхожу на поклон. Хотя вообще я сейчас в больнице, но меня отпускают на субботу с воскресеньем...
Я говорю:
– Леонтий, умоляю, дай я приду к тебе в больницу или домой. Только не в театр! Я его разлюбила, Леонтий!
И еще - я не стала, конечно, ему говорить, но какая-то юная актриса, которая понравилась любвеобильному Леонтию, наверняка не произвела бы на меня ни малейшего впечатления.
Слышу, он замолчал. Бывает такое оглушительное молчание - что хочется заткнуть уши или накрыться с головой одеялом.
– Не надо в больницу, - сказал он после паузы.
– Ко мне Соня ходит, все мне приносит. И такая ласковая, заботливая. Хоть опять на ней женись! Если б не антибиотики, облучение, радиобомбежка!..
– и он запел:
"Я теперь скупее стал в желаньях..."
– Мальвин, - вдруг он окликнул меня, - напомни, кто в гробу лежал в костюме Фигаро? Жерар Филип? А я буду - в костюме Деда Мороза!.. Или дедушки Дурова!
Три тысячи лет я воспеваю дружбу и отшельничество, тяготы дальних походов и тоску одинокой женщины, размышляю о смысле жизни человека в этом бренном мире, о полях и садах, огородах и водах. Очищая сердце, пытаюсь обнаружить в нем семена мудрости, узреть облик дракона, след улетевшей птицы.
А тут услышала стихотворение, и так оно мне пришлось по душе, как будто я сама его сочинила.
Флейта звучит,
берег другой впереди.
С другом простился,
пора заката близка.
Глянул назад
над озером в вышине
зеленые горы
и белые облака1.
Ибо какое-то странное видение время от времени посещает меня - якобы в уезде Лантянь встретила я искреннего друга, отшельника, чья душа наполнена светом, а ум - сотней чистых помыслов. Подобно мыши и птице, не в силах выразить свои чувства, мы танцуем от радости и не можем остановиться.
Дальше я везу его на лодке на другой берег озера, чтобы ночь не застала его в пути. И в сумерках уже высаживаю на берег. Мы с ним прощаемся. Я отталкиваюсь веслом от пристани, плыву, не оборачиваюсь, но точно знаю, что он стоит и смотрит мне вслед, что он не уйдет, пока я не пропаду из виду.
Тогда я беру флейту и посреди озера, бросив весла, играю ту нашу мелодию, он знает какую. Оборачиваюсь - а там уж нет никого: лишь одинокий, пустынный берег и вот эти самые, туды их в качель, зеленые горы и белые облака.
В Уголке Дурова на сцене Театра зверей происходило прощание с Леонтием. Леонтий - в смокинге, белой рубашке и красной бабочке - выглядел светло и торжественно, как будто приготовился вести детский утренник.
Сквозь траурную музыку прорывались ликующие звуки фонограммы спектакля, который шел на соседней сцене. Его никак нельзя было отменить - билеты-то распроданы! Смех и рукоплескания неслись - с той сцены на эту, медвежий рев и ржание лошадей. Актеры, отработав номер, в гриме, в клоунских костюмах, запыхавшись, взбегали по лесенке и вставали у гроба в почетный караул.