Зеленые горы и белые облака
Шрифт:
– Что? Можно откусить?
А он мне:
– Конечно.
Я откусила горбушку - и правда, мягкий, вкусный.
Ну, я обняла его, прижалась головой к плечу и подумала: как все-таки нас всех роднит то, что мы едим хлеб. И не только это, нас многое роднит! Хотя бы - простое удовольствие ставить на землю одну ногу вслед за другой. Или как мы шарахаемся от всего, что сумрачно, и стремимся к покою сердца. Как мы странствуем в беспредельных просторах, сливаемся с лучами солнца и луны, великое для нас мало, а далекое близко. То, что мы все родились из
– Ты, наверное, будешь очень долго жить, ты так ладно скроена, говорил Леонтий.
– У тебя тип фигуры - устойчивая пирамидка. А у моей тещи она
считает - песочные часы. "Я тут вышла из ванны, - она заявляет, посмотрела на себя в зеркало и увидела, что я вылитая Даная!.."
Были ли мы с Леонтием влюблены друг в друга? Были, конечно. Именно он меня научил трем важным в жизни вещам - пить, курить и целоваться. Но дальше поцелуев у нас с ним дело не пошло, хотя в Леонтии бушевало что-то неукротимо вакхическое, а жизнь дикой природы, царившая в Уголке Дурова, звала к простоте и естественности в основополагающих вопросах бытия.
Как в древнем пастушеском обществе пылкие пары сливались в любовном экстазе на лужайке или на сеновале, в Уголке Дурова таким местом любовных встреч служил слоновник. Старая слониха Дженни безмолвно хранила тайны этих свиданий. Но если они оканчивались свадьбой, молодые после ЗАГСа отправлялись не на Ленинские горы, а с апельсинами - к старушке Дженни. Ходят слухи, что эта тропа была протоптана еще прославленным хозяином особняка на Божедомке в прошлом веке и, может статься, отпечатаны на ней тающие следы его именитых потомков...
Наверно, и мне было бы суждено тогда пройти по этому пути осторожными шагами. Но как-то зимой на заднем дворе я увидела закутанную девочку - она шла, раскинув руки, к пингвину, который свободно прогуливался по заснеженному двору. Это была дочка Сонечки и Леонтия. В тот день я впервые увидела ее: когда я к ним приходила, она уже отчаливала в детский сад.
Покачиваясь в едином ритме - одинаковыми походками, одного и того же роста, они с пингвином двигались навстречу друг другу, и в сердце моем навсегда запечатлелась эта картина, зато маячащая на горизонте тропинка к Дженни в ту же минуту поросла непролазными тропическими лианами.
Впрочем, Леонтий не тужил по таким пустякам, твердо зная, что, когда Аллах закрывает одну дверь, открывает несколько других. Эпикуреец, любимец женщин, он то и дело одерживал любовные победы. Поэтому все дружно хохотали в Новый год: Леонтий первый раз нарядился Дедом Морозом, а в Уголок Дурова на праздник пришли дети сотрудников.
Один мальчик, наряженный зайцем, стал читать стих про Деда Мороза.
...Борода из ваты,
А глаза-то папы!!!
воскликнул он и лукаво взглянул на Леонтия.
– Нет-нет-нет! Ничего подобного!!!
– закричал вдруг испуганно Леонтий.
Такой у меня был идеальный рыцарь Ланселотт.
В испанском языке есть слово, которое невозможно точно перевести на другие языки. Глагол "vacilar" означает идти куда-то, не слишком заботясь о том - дойдешь ли до намеченной цели, хотя путь твой лежит в том направлении. Подобного путника испанцы называют "vacilador". И это как раз про моего Леонтия.
Он просто проникся ко мне вечной любовью и навсегда запомнил, когда у меня день рождения. Запомнить это было совсем нетрудно, поскольку мой день рождения катастрофически совпал с днем рождения Владимира Леонидовича Дурова.
Обычно в этот день работники Уголка с цветами собирались в музейной комнате вокруг бюста основателя династии. Анна Владимировна, обняв отца за бронзовое плечо, принимала поздравления. В возвышенных тонах все отмечали подвиг великого артиста, создавшего гуманный вкусопоощрительный метод дрессировки, который он решительно противопоставил бессмысленной жестокости старого цирка. Одним словом, Дуров - это было наше все.
Поэтому, когда погожим июньским утром, в момент зенита общего ликования по случаю рождения столь выдающегося клоуна, в музей вошел Леонтий с букетом бордовых пионов, осыпал меня цветами и объявил во всеуслышание, что сегодня родился не только дедушка Дуров, но и девушка Мальвина, все вздрогнули и оцепенели.
У постамента сидела кошка с ярко-зелеными глазами, так вот эта кошка встала и ушла, такая вдруг воцарилась тишина, словно перед бурей. И в этой звенящей тишине я встретилась взглядом с Анной Владимировной.
Она глядела на меня с недоумением, горечью, укоризной - казалось, глаза ее говорили: как??? В этот день??? Не может быть, что кто-то еще посмел родиться, кроме великого Дурова!!! Букашка, из которой неизвестно что получится и вряд ли что-нибудь путное! А посягнула на самое сокровенное, святая святых!!!
Я даже вспотела под этим взглядом, хотя я вообще никогда не потею. Почему земля не разверзлась под моими ногами? Без слов, без препирательств, без угроз я готова была перенести день и час своего золотого рождения только бы не огорчать Дурову, ибо отец ее поистине велик, и это было полным сумасбродством с моей стороны - родиться с ним в один день.
Улетучиться, не мозолить ей глаза. Тем более у меня такая способность растворяться в воздухе. Фьють! И нету. Сначала меня все ищут, зовут. А потом махнут рукой и забывают...
Но тут к Анне Владимировне вернулось ее знаменитое самообладание.
– Что ж, - произнесла она царственно.
– Хотя это чисто случайное совпадение, мы не вправе его оставить без внимания. С сегодняшнего дня... Она обратилась ко мне.
– Я вас повышаю в должности: вы переходите из служителей в экскурсоводы.
Это был гениальный ход! Раз обстоятельства моего появления на свет никак не изменить и теперь в наш общий день рождения я стану плечом к плечу с бюстом высокородного аристократа принимать подарки, то пусть уж по крайней мере я буду разночинец, а не распоследний люмпен!..