Зеленый берег
Шрифт:
Нельзя было, не согласиться с этими рассуждениями Гаухар. Наверно, так думает каждый учитель, любящий и уважающий свою профессию, где бы он ни жил. «Ну, хорошо, — продолжал раздумывать Агзам, — я соглашаюсь с Гаухар. А дальше что? В какой мере это поможет нашему сближению?..» Дальнейшее было темным для Агзама. Оставалось только предполагать, надеяться. Но ведь ценны лишь те предположения, которые основаны на чем-то реальном. А на что реальное может опереться Агзам?
Учитывая все это и зная о душевных ранах Гаухар, Ибрагимов держался с ней очень осторожно, не говорил ни слова лишнего, даже намеков на свои чувства избегал. Ведь Гаухар
Зато совершенно ясно для Агзама собственное его положение. Очень худо Агзаму. Прошло уже более трех лет после гибели Сылу, жены его, а он все еще с болью вспоминает о ней, и в то же время все невыносимее становится для него одиночество. В минуты тоски воспоминания о Сылу причудливо переплетаются у него с неотступными мыслями о Гаухар; он словно наяву беседует с ней, и тогда образ Сылу как бы бледнеет, становится менее зримым.
Порой Агзаму кажется, что он отдается во власть опасного бреда. В самом деле — трезвый ум вряд ли способен дать волю столь странной фантазии. Правда, тяжело, очень тяжело! Но ведь Сылу не вернешь. А ой все кого-то ищет, ждет кого-то. Не пора ли признать, что реальная жизнь сильнее самого яркого воображения?
Так оно и есть. В последнее время Сылу как бы сжалилась над Агзамом, реже стала напоминать о себе, словно бы добровольно уступает свое место другой. Кому?.. Агзам даже в мыслях не решается произнести имени Гаухар.
…Уже достаточно времени прошло, уже скрылся в прозрачно-белесой дымке теплоход, а Ибрагимов все еде стоят на берегу и неотрывно смотрит вдаль. Ничего не видно, кроме легкого колыхания воды. В загадочную глубину реки не проникнуть взглядом, в мыслях Агзама та же смутная неясность.
Дней через десять Агзаму и самому предстоит поехать на отдых, Но куда? Нет, прогулка по Волге для него, это совершенно ясно. Скорее всего, он направится куда-нибудь на юг, к морю. Но не раньше, чем получит телеграмму. Телеграмму от Вильдана. О чем?.. О том, что они сделали остановку в Казани и ждут пересадки. Но зачем Агзаму знать эти подробности? Опять какая-то странность или глупая прихоть.
Агзам сдержанно улыбнулся своим мыслям. Ведь можно бы ему и не ждать никакой телеграммы, просто взять билет на тот же теплоход и отправиться хотя бы до Казани вместе с Гаухар. Он в самую последнюю минуту мог взять этот билет. Но он даже не заикнулся об этом. Ведь Гаухар ни за что бы не поехала с ним. Это уж бесспорно. Бесспорно?.. А вдруг… Какое там «вдруг»! Что сделано, то сделано. Теплоход не вернешь и не догонишь. Теплоход продолжает свой путь и с каждой минутой уходит все дальше от Зеленого Берега.
Агзам еще некоторое время смотрел на Каму. Потом, окинув взглядом притулившиеся на уберегу пристанские строения, поднялся на довольно крутую гору и направился к длинному, узкому мостику, перекинутому через сухое русло оврага. Издали Кама блестела и переливалась, точно серебряная.
На улицах Зеленого Берега людно. Весенний вечер обещал быть теплым, погожим. Все одеты празднично, разговаривают оживленно. Около кино, в магазинах и кафе толкотня. Но все это неинтересно Агзаму, невнятная тоска закрадывается в сердце. Отчего бы? Крепкий, здоровый мужчина — и вдруг полон беспричинной, непонятной тревоги. Если бы встретился кто-нибудь из знакомых и спросил: «Чем вы так расстроены? Что с вами?» — он не смог бы ответить на этот вопрос. Не сумел бы.
Агзам вернулся в районо. Двухэтажный деревянный дом, вьющаяся крутая лестница, узкий и полутемный коридор. Ему знаком каждый поворот в этом коридоре, каждая дверь. Он хорошо знает каждого работника своего учреждения. Но все это теперь как бы остается где-то в стороне. Небольшая рабочая комната на втором этаже уже давно стала неотъемлемой частью его жизни. Агзам отпер ключом дверь. В комнате чуть прохладно. Он сел за стол возле открытого окна. Заваленный бумагами» газетами, настольный телефон едва виден в этом ворохе. Все эти бумаги требуют ответа, каких-то резолюций, решений; может быть, надо срочно позвонить кому-то, навести по телефону справку.
Но сегодня что-то непонятное творится с Агзамом. Ему ничто не идет на ум, ни за что не хочется браться. Он закурил папиросу, выдохнул дым в открытое окно. Взгляд его рассеянно бродил по саду за окном. Сквозь густую темно-зеленую листву деревьев видны пятна синего неба. В предвечерней тишине не шелохнется ни один листочек; не слышно даже чириканья, птиц; какая-то размягчающая истома разлита в воздухе.
Агзам невольно поймал себя на странном занятии: руки его настойчиво обшаривают карманы пиджака, словно ищут что-то забытое или потерянное. В чем дело?.. Ах, да… вспомнил.
Еще вчера знакомый фоторепортер остановил его и с этакой невинно-лукавой улыбочкой сообщил, что портрет Гаухар Гариповой (после развода с мужем Гаухар вернула себе девичью фамилию) получился очень удачный, настоящее произведение искусства! Товарищ Ибрагимов, наверно, знает, что школа, где преподает Гарипова, вышла на первое место по успеваемости учеников? Так вот, редакция поручила ему сделать несколько фото преподавателей. У Гариповой интересное фотогеничное лицо, не правда ли? Уж кто-кто, а он, фоторепортер, кое-что понимает в этом. И готов увеличить фото Гариповой до размеров кабинетного портрета.
Любопытно, откуда парень пронюхал, что Агзама может интересовать этот портрет? Неужели он где-то видел заведующего районо вместе с учительницей Гариповой? Не исключено. Ведь газетчики вездесущи. Впрочем, какое это имеет значение? Важно другое: Гаухар уехала — пусть лицо ее всегда будет перед глазами Агзама.
Он вышел из комнаты. Редакция районной газеты помещалась на первом этаже того же здания, там и находилась маленькая полутемная комнатка фоторепортера. Каморка оказалась запертой. Но едва Ибрагимов собрался спросить у проходившего по коридору сотрудника редакции, не знает ли он, куда мог отлучиться фотограф, как парень этот словно из-под земли вырос, широко заулыбался Ибрагимову.
— Можете не сомневаться, Агзам-абы, портрет будет отличный. Но я сейчас занят, готовлю ударное фото в номер. Как только освобожусь, быстренько сделаю и для вас. У меня закон: обещал, начал, закончил — все в порядке.
— Не забудешь? — усомнился Агзам, не очень веря суетливому парню.
— Я-то? Да что вы! Я не из тех, кто завязывает узелки на память на кончике мизинца, у меня сундук памяти!
Он так занятно пошевелил оттопыренным пальцем с перстнем, что Агзам невольно рассмеялся.