Зелёный Феникс
Шрифт:
Асканий и Кукушонок ожидали их у входа в город, стоя на вершине холма, у подножия которого расстилалось поле. Оно было заполнено оживленными фавнами и кентаврами, пришедшими из дальних уголков Вечного Леса, чтобы посмотреть, как ненавистные им дриады будут унижены перед троянцами. Кентавры всегда занимались сельским хозяйством и сейчас на поле, как грибы, выросли сделанные ими лотки - круглые куски дерева под голубыми парусиновыми навесами, где они собирались продавать свои овощи - чечевицу, тыквы и кабачки. Фавны пришли сюда не работать, а поглазеть, а если удастся, и украсть, что плохо лежит или останется от продажи. Кукушонок втянул носом воздух. Сильно пахло затхлой рыбой
Большинство жителей города - около трех сотен мужчин, женщин и детей поднялись на городскую стену, чтобы приветствовать дриад, все, кроме тех, кто охранял вход в город, самого царя, его брата и Лавинию. Асканий все еще не полностью доверял дриадам.
– Неизвестно, может, новая королева будет хуже Волумны.
– Помона слишком молода, чтобы стать королевой, - обнадежил его Кукушонок.
Медленно извиваясь, как длинная зеленая змея, из леса показалась процессия. Кукушонку пришлось внимательно всматриваться, чтобы различить отдельных дриад в зеленых туниках. Он вспомнил, что не всегда и не все они действовали заодно. Он вырос среди них, но дриады все равно казались ему даже в ущерб себе покорными королеве, безответными вроде рабочих пчел. Он забывал, что были такие дриады, как его мать, ни в чем не похожие на бывшую королеву, и что новая властительница потребует иного подчинения и выдвинет новые идеалы. Чуткие ноздри Кукушонка уловили запах бергамота, хотя Асканий утверждал, что в воздухе пахнет лишь тухлой рыбой. ("Эти грязные фавны", бормотал он.) Послышалось пение дриад, печальное и заунывное ("Лишь ночь приносит облегчение"), а потом радостное ("И вновь вернутся птицы в ветви").
– Радуются они или грустят?
– спросил Асканий.
– Не могу понять.
– Я тоже не понимаю. Даже после двенадцати лет жизни рядом с ними. Они и сами не понимают себя. Как ты думаешь, их королевой станет Сегета?
– Вполне возможно, - ответил Асканий, - после ее речи в Зале советов. Только у нее хватило смелости выступить против Волумны. Но все равно наверняка сказать трудно. У всех в волосах нарциссы, но ни на одной не видно короны.
– Феникс, пойдем им навстречу, хоть ты и царь. Там мама, и она улыбается нам.
– Хорошо, Кукушонок, только не беги. Ради подданных мы должны держаться с достоинством.
Два брата спустились по склону. Кукушонок шел первым, пытаясь вышагивать как можно более величественно, но мать его была так невообразимо хороша - он никогда не видел у нее такого румянца, ярче гранатов, лежавших в корзине, - что Кукушонок не выдержал и побежал, а за ним и Асканий. Оказавшись в объятиях матери, он вдруг ощутил, какая она хрупкая и маленькая! И как силен и надежен он сам, приведший ее к Асканию, а теперь и в Лавиний!
Кукушонок не забыл и брата:
– Теперь ты обними ее, Феникс.
Асканий обнял и не отпускал Меллонию, пока Кукушонок не похлопал его по плечу и не прошептал:
– Спроси, кто теперь новая королева.
Асканий выпустил Меллонию из своих объятий и, не отрывая взгляда, запинаясь, неожиданно робко сказал:
– Мы приготовили для вас пир. Но где ваша королева? Я должен приветствовать ее.
– Ты уже сделал это, - засмеялась она.
– И вовсе не по-царски.
– Но ты так молода, - воскликнул Асканий. ("Молода!
– подумал Кукушонок.
– В двадцать-то девять лет!")
– Я ждала, когда ты коронуешь меня. Ты теперь повелитель леса.
Асканий снял хризолитовую корону и осторожно надел ее Меллонии на голову. Она была ей велика, и драгоценные камни померкли рядом с сиянием ее малахитовых волос. Меллония же протянула ему корзину с гранатами.
– Скромный дар, но поднесенный с любовью.
Пока Асканий, не отрывая взгляда, смотрел на Меллонию, будто она была первой женщиной и, конечно, первой королевой, которую он увидел в своей жизни, Кукушонок наблюдал за дриадами, пытаясь понять, что они думают. Они больше не казались самодовольными или бесстрастными. Конечно, некоторые дриады постарше сохранили свой надменный вид. Подчиниться мужчинам? Немыслимо! Они холодно смотрели перед собой, будто он и Асканий были всего-навсего слугами фавнов, а во главе их стояла не его мать, а Волумна. Сегету, Рузину и большинство более молодых дриад явно одолевали сомнения доверять троянцам или нет. (Кроме Помоны, которая, заметив на стене Мелеагра, уже не отводила от него взора, не испытывая при этом никаких сомнений.) Позволят ли Меллонии править самой или Асканий будет делать это вместо нее? Превратятся ли дриады в подданных или будут считаться союзниками? Всю жизнь, а жизнь некоторых из них исчислялась веками, им говорили, что мужчины - грубые дикари. Но сегодня один из них надел свою корону на голову их королевы, а взгляды его солдат, следивших за ними со стен города, выражали отнюдь не злобу, а призывную нежность, способную смягчить даже сердце Горгоны.
Асканий обратился к дриадам с несвойственной ему сдержанностью и самообладанием, хотя, как подозревал Кукушонок, ему легче было бы отразить атаку целого полчища эллинов.
– Я приготовил для вас и вашей королевы угощение. Будьте нашими дорогими гостями. Вас ждут мои люди, приплывшие из далекой страны. Наш город был разграблен и сожжен, большинство кораблей поглотило жестокое море. Мы никогда не чувствовали себя дома среди этих чужих лесов, запертые в своем городе. Теперь мы вместе должны отодвинуть засов и раскрыть ворота.
Ответную речь держала Меллония. Кукушонок был смущен и одновременно горд. Трудно признать королеву в своей матери. Но ее глаза сияли, будто она увидела - или вспомнила - бога. Ему захотелось опуститься перед ней на колени.
– Мы тоже ощущали бремя неволи. И тем более жестоким оно было, что мы не скрывались за стенами, а считали себя свободными. Но подлинная свобода заключается в том, чтобы быть вместе, а не держаться порознь. Пришло время отодвигать засовы и раскрывать ворота.
Меллония, Кукушонок и Асканий вошли в город - королева, принц и царь. Другая царица, Лавиния, стояла в воротах. Асканий поклонился ей, а Меллония улыбнулась, словно говоря: "Ты тоже любила Энея. Мы этого не забудем".
– Жаль, что отца нет в живых, - вздохнул Асканий.
– Он был бы очень горд.
– Я помню, как он рассказывал мне о Дидоне, - сказала Меллония.
– О том, что она пыталась обратить лето в весну, сделав вид, будто в водяных часах не падают капли, а тени не движутся по циферблату солнечных часов. Помнишь, Асканий?
– Да.
– Но еще большую ошибку можно совершить, если пытаться обратить лето в осень, слишком внимательно прислушиваться к водяным часам и не отрывать взгляда от движущейся тени.
– Ты говоришь загадками, - сказал Асканий.
– Как мой отец.
– Ты ведь понимаешь, что она хочет сказать, - заметил Кукушонок.
– Я не уверен в этом. И не смею надеяться, что это то, о чем я мечтаю.
– Феникс, - сказала Меллония.
– Ты что-нибудь слышишь?
– Да. Шум крыльев.
– Может, это ласточка? Или дятел?
– Нет. Это мотылек.