Зеленый круг
Шрифт:
Чувствую облегчение. Намного проще, если знаешь, как обстоят дела. Подумать только: умереть и после смерти оказаться в загородном доме! Никогда бы до такого не додумалась. Чувствую боль в затылке. Когда мои пальцы прикасаются к больному месту, я понимаю, что сильно ушиблась. Боль нестерпимая. Странно, я всегда считала, что мертвые не чувствуют боли. Наверное, я на какое-то время оглохла, потому что вдруг слышу какой-то звук. Это торопливые мамины шаги. Скрип ступеней. С тихим вздохом открывается дверь. Дверь в мою
Я с удивлением вижу Гун-Хелен. Как-то все это нелепо. Мне всегда казалось, что в мире мертвых больше порядка. Гун-Хелен осторожно присаживается на край кровати. Кладет руку мне на лоб.
— Тебе лучше, дорогая?
— Ты не моя мама, — говорю я.
Гун-Хелен странно улыбается.
— Ты уверена?
— Где мама с папой?
— Ты встретишься с ними позже.
— Что, все умерли?
Гун-Хелен внимательно на меня смотрит, но ничего не отвечает.
— Где мои друзья?
— С ними все в порядке.
— Они живы?
— Скоро увидим.
— А Умник, моя свинья?
Гун-Хелен вдруг начинает смеяться.
— Эта свинья доставляет всем массу беспокойства, — говорит она.
— Умник — умный, — говорю я.
— Ты не все правильно понимаешь, но, когда встретишь других, поймешь.
— Других умерших?
— Других из «Зеленого круга».
Мне нужно время, чтобы все обдумать, но я по-прежнему не понимаю, что она имеет в виду. Я помню, что в школе Фогельбу мы организовали тайное общество под названием «Зеленый круг», но до сих пор не знаю, в чем его задачи.
— Я хочу отдохнуть, — говорю я и закрываю глаза.
Проснувшись, я опять чувствую запах еды. «Рагу с мясом», — думаю я и осторожно поворачиваю голову в поисках источника запаха. Наконец я понимаю, что он исходит от рвоты на подушке.
Гун-Хелен исчезла. Хорошо, что ее нет, — она порядком меня запутала. Кругом та же тишина, что и раньше. Дождь прекратился. Поэтому-то так тихо.
Вдруг я слышу шаги на лестнице. Не Гун-Хелен, не мамины или папины. Мелкие легкие шажки, которые я не узнаю. Дверь со вздохом открывается, и на пороге возникает Мимми.
— Тебе лучше? — спрашивает она.
Я смотрю на нее и киваю.
— Где Леди?
Мимми смотрит на меня серьезно и произносит:
— Это долгая история.
Когда я встаю с кровати, голова идет кругом. Я сажусь на край, выпрямив спину. Снова встаю и чувствую себя немного лучше. Боль в затылке почти прошла. Медленно ступая, я спускаюсь по лестнице и захожу на кухню. За столом сидит Бендибол. Я не верю своим глазам.
— Что ты здесь делаешь?! — кричу я и бросаюсь его обнимать.
— Я так рад снова видеть тебя, Юдит, — отвечает он.
— Что происходит? — спрашиваю я.
— Все встало с ног на голову, — отвечает он.
— Я живу в другом мире, но ты ведь живешь в том же самом, — говорю я и улыбаюсь.
Бендибол кивает.
— Ты всегда была умной девочкой.
— Какой сегодня день? — спрашиваю я.
— Среда, седьмое марта, первого года.
— Ты видел наш календарь?
Бендибол кивает.
— Чудесная идея.
— Спасибо. А ты статую видел?
Он снова кивает.
— Молодцы, — говорит он. — Но вы не поняли. Не будет никакого корабля. Вы должны сами сделать всю работу.
— Какую работу?
Но Бендибол не отвечает. Лишь серьезно на меня смотрит.
— Вам нужно быть осторожными. Похоже, будет война, — говорит он, встает, надевает старый велосипедный шлем и уходит прямо сквозь стену…
Жизнь на ферме
После долгого совещания мы решаем остаться на ферме. Все согласны, что лучшего места не найти. У нас есть крыша над головой, дровяная плита на кухне, баки, полные дождевой воды. Есть возможность защитить себя, если вдруг появятся враждебно настроенные люди.
Габриэль с Дэвидом нашли наш календарь неподалеку от лагеря, и Габриэль прибил его над входной дверью.
— Вот теперь они живут здесь как цивилизованные люди, — довольным тоном говорю я.
— Кто — они? — спрашивает Дина.
Мне уже гораздо лучше. Я стараюсь не думать о своем провале в памяти — с того момента, как я упала в подземный туннель, до того, как ребята нашли меня в кровати. Я сказала им, что просто зашла и прилегла погреться. Теперь я брожу по двору, украдкой выискивая скрытые ямы, и зову Умника.
— Наверное, он испарился, — говорит Дэвид. — Жизнь вышла из него, как воздух из шарика.
— Не шути так! — сердито говорю я.
— Я и не шучу! — огрызается Дэвид.
Габриэль снимает нашу ссору на видеокамеру.
— Прекрасная сцена! — восклицает он, искренне пытаясь подражать голосу Ингмара Бергмана.
— Заткнись, идиот! — кричу я на него.
Я открываю дверцу дровяной плиты и заглядываю внутрь. Там все черно от копоти. Должно едко пахнуть старой сажей, но запаха нет. Я выпрямляюсь, осматриваю кухню и обнаруживаю на мойке рулон бумажных полотенец. Отрываю кусок примерно в метр длиной, скатываю его в комок и засовываю в плиту. Сверху кладу горсть хвороста и поджигаю бумагу зажигалкой Дины. Огонь вспыхивает сразу, и я удовлетворенно закрываю дверцу. Так делала моя бабушка. Из щелей конфорок пробивается дым и клубами расплывается по кухне. Я быстро оглядываю плиту в поисках задвижки, нахожу и изо всех сил стараюсь ее сдвинуть. Наконец задвижка с ворчливым скрипом открывается. Огонь в плите погас, и я снова комкаю бумагу и поджигаю.