Зеленый круг
Шрифт:
Дина бежит позади, словно тень. Я слышу ее дыхание и чувствую холодок на шее. По крайней мере я надеюсь, что чувствую, поскольку прохладное дуновение — кажется, единственный признак жизни в этой бесконечной пустыне. Это похоже на кошмар. Здесь все словно затянувшийся кошмар.
— Что это там? — поравнявшись со мной, спрашивает Дина.
Я обыскиваю взглядом местность впереди, пока не понимаю, что она имеет в виду… Да, там что-то есть. Похоже, кто-то бежит.
— Какой-то зверь?
Дина не отвечает.
— Скорее целая стая, — наконец говорит Дина.
— Может, это одичавшие лошади?
Мы следим за объектом или объектами, пока те не растворяются в темноте. На какое-то время мне кажется, что это люди. Но скорее всего, я ошибаюсь.
— Интересно, скоро ли рассвет? — бормочет Дина.
Вдруг происходит что-то странное: поднимаю голову, чтобы отыскать в небе признаки рассвета, и вижу темные силуэты холмов. Сплошное волшебство!
— Что за…
Дина тоже их замечает.
— Как же это так получилось? — говорит она и переходит на шаг.
Я разглядываю ближайший холм. Он похож на песочный куличик, только намного больше. Совершенно голый и безжизненный. Тут до меня доходит, что мы видим их, потому что уже светает.
— Нужно поторопиться, — говорю я.
Холмы видны все отчетливее. Они раскиданы по равнине, словно шахматные фигурки, и выглядят одинаково: голые, бугристые, негостеприимные.
— Эти холмы как планеты в космосе, — говорю я.
— С обратной стороны они наверняка выглядят симпатичнее, — говорит Дина.
— Будем надеяться, — говорю я и пытаюсь улыбнуться.
Вот почему мне нравится Дина. От ее оптимизма на душе становится легче. Когда она в хорошем настроении, это передается окружающим. Когда нет, надеюсь, что могу ей помочь.
— Мама, ты видела?!
Я со всех ног несусь через двор. Льет дождь, но я его не замечаю. Я была на тренировке в бассейне, куда меня отвел дядя Хассе. Я крепко сжимаю в кулаке свое сокровище — голубой камень. Дядя Хассе положил его на дно, и после многочисленных попыток мне наконец удалось достать его. Меня распирает от радости и гордости.
— Мама, ты видела?!
Мама стоит у окна. По стеклу стекают струи дождя, искажая ее лицо, как на портрете Пикассо. Я размахиваю кулаком. Но, хотя мама меня видит, я чувствую, что она смотрит куда-то сквозь меня, в пустоту.
— Мама, я научилась нырять! — с гордостью говорю я и показываю свой трофей. — Смотри, мам!
Она как будто медленно возвращается к реальности.
— Дорогая, будь добра, закрой дверь, — бормочет мама, поворачивается и уходит на кухню.
СЦЕНА 6. КУХНЯ. ДЕНЬ.
ДЭВИД, (ГАБРИЭЛЬ).
Дэвид стоит у кухонного стола. Перед ним лежит большая кувалда. Мертвая семья сидит на своих местах, Дэвид поднимает кувалду и смотрит в камеру.
ДЭВИД: Ты готов?
ГАБРИЭЛЬ: Всё о'кей.
Дэвид наклоняется и залезает под стол.
СЦЕНА 6. ПРОДОЛЖЕНИЕ. ДЕНЬ. ПОГРЕБ.
ДЭВИД, (ГАБРИЭЛЬ).
Изображение на экране дрожит. Камера опускается в погреб. Время от времени мелькают длинные волосы Дэвида. Дэвид пропадает из кадра. На экране сплошная темнота. Раздается щелчок зажигалки. В трепещущем свете видно, как Дэвид зажигает огарок свечи и ставит его на деревянную ступеньку. Затем он обеими руками берется за кувалду.
ДЭВИД: Ну, теперь держитесь…
Дэвид поднимает кувалду над головой и изо всех сил бьет по железной двери. Слышится оглушительный грохот. Дэвид бьет еще раз. Шум почти невыносим. Вдруг с металлическим щелчком что-то ломается.
ГАБРИЭЛЬ (за кадром): Что случилось?
ДЭВИД: Думаю, теперь откроется.
Дэвид подходит к двери, наваливается на нее всем телом, и дверь с тихим скрежетом поддается.
ГАБРИЭЛЬ (за кадром): Черт! Вот здорово!
Мы приближаемся к холмам. Ночная темнота постепенно рассеивается. В воздухе, словно выцветшая штора, висит тонкая дымка серого света. Видимость снова ухудшается. По лицу струится пот. За моей спиной тяжело дышит Дина.
— Осталось недолго, — говорю я.
Я беру курс на ближайший холм и закрываю глаза, давая им отдохнуть от назойливого света. Ноги по твердой земле ступают автоматически. Я чувствую, что устала. Точнее, я совершенно без сил. Мною движет только воля. Воля к жизни! Я не хочу умереть здесь и лежать посреди этой стерильной пустыни, как высохшая падаль. Я хочу еще немного пожить.
— У нас получилось, — тяжело дыша, пыхтит мне в ухо Дина. — Получилось!
Я прищуриваюсь и вижу, что подножие холма совсем близко. Оно темно-серого цвета с более светлыми, почти бежевыми вкраплениями. Холм выглядит совершенно безжизненным. На земле ни пучков засохшей травы или кустов, ни сухих веток или опавшей листвы. Я ничего не говорю Дине. Она и сама все видит.
— Полезем наверх? — спрашиваю я.
— Да.
Земля становится мягче. Ступни слегка утопают. После жесткой равнины это даже приятно. Но что бы это значило? Хочется верить, что это хороший знак. Ведь все, на что мы надеялись, не сбылось. Шею припекают первые лучи. В животе крутится паника. Как мы найдем убежище на холме, напоминающем кусок ссохшегося теста? Дина замедляет шаг.