Землетрясение в отдельно взятом дворе (сборник)
Шрифт:
И уже почти забыли о них. И квартира пустовала. И ни шороха оттуда, ни звука.
И только вчера вдруг ночью в родительскую дверь кто-то заколотил. И вдруг это кто-то как заорало на весь дом:
— Лы-ы-ыда, открой, Лы-ы-ы-ыда! Шкапа ты старая! Я ж тебе, Лы-ы-ыда!
Гурацкий вернулся.
Теперь все соседи опять боятся.
Землетрясение в отдельно взятом дворе
Из цикла «Прошлогодний снег»
Когда приходит весна, нас начинает трясти. Это горы. Они стряхивают с себя зимний сон вместе с сухими листьями, обветшалыми городами и нами. Нет, это не каждый
— Что-то давно нас не трусило.
— Тьфу! Типун вам!
— Что мне… Розе был сон.
— Оставьте, и вы ей верите?! Розе?! Роза! И ей верить… Я смеюсь вам, Кордонская! Как ей можно верить… Это же вообще! Что вы ей верите?! Зачем?! Вы что, сошли с ума?! Вы заболели? А какой сон?
— Зачем вам?
— Не… не, ну какой?
— Что-то незначительное.
— А что именно, что? что?
— Ну какая-то баба пробегала мимо.
— Пробегала? Куда?
— Бежала куда-то, Роза не сказала.
— Баба и бежала?
— Да, наверное, убегала от кого-то…
— А может, куда-то спешила?
— Наверное.
— И что?
— Пробегала и сказала: «Засиделись».
— Засиделись?
— Засиделись.
— Ну?
— Что?
— И что засиделись?
— Будет трусить. Так Роза считает. Тем более эта скаженная жара в мае…
— Да, не говорите, такая жара! Весной! Сразу такая жара! Паразиты такие! Не дали даже привыкнуть!
— Кто?! Это же природа! При чем тут?…
— Ай, не говорите мне, они все могут. А вы, Кордонская, возражаете, потому что у вас зять — народный контроль.
— Если бы что, он тогда бы точно знал про землетрясение.
— Так он, может, знает, а вы, Кордонская, не делитесь…
— Что?! Вы какая-то ненормальная совсем. То да, то нет. Прямо верю — не верю.
— Хорошо, если вы такая нормальная, скажите, когда же нас будет трусить?
— Ой, откуда мне знать! Такая жара.
— А если рассуждать?
— Ну, если Розына баба пробегала вчера…
— Ай, я не верю! И что?
— Сегодня-завтра… На днях.
— От, Роза, ну аферистка! Я ей не верю.
— А вдруг? Роза сказала, что приблизительно сегодня ночью…
— Оставьте. Все она понавыдумывала.
— А еще приблизительней — с двух до четырех.
— Глупости! Вообще совсем.
— С двух до четырех.
— С двух до четырех… Ай…
Ночью в квартирах стали включать свет. Звонили будильники. Два часа. Быстрый топот на лестнице. Жители нашего дома в спешке покидали квартиры.
Когда все выскочили полуодетые, посреди двора в песочнице, молчаливо и спокойно, с чемоданами, шубами и дубленками, перекинутыми через руку, стояли Кордонские, у которых зять — народный контроль.
Все жители во дворе. Кто с ребенком на руках, кто — с кошкой, у Марика — клетка с канарейкой, у Феденевой — попугай Пьетро из Италии, говорит на двух языках, такой дорогой, ужас! Всего боится. Темноты боится. Шума боится. Мух боится — крылом прикрывается, из-за него одним глазом подглядывает. Орет: «Чао, Оля! Ча-а-а-а-ао!» Гончаровы держат собак на поводках. У Гурина — петух — такая сволочь, в пять утра ежедневно с балкона — ку-ка-ре-ку!!! — орет на весь дом — и два кролика. Тихих. Большая собака Гончаровых от Гурина не
— Уди! Уди, сказал! Гончаров, забери пса! Забери, а то я его сам покусаю!!!
— Ты можешь, Гурин, ты можешь! Чак, отойди от него, мальчик! Отойди, родной, отравишься еще… Фу!
В окне на втором этаже мелькнуло лицо Брони Михайловны с огромной, в человеческий рост, керамической вазой.
— Мамаша! — закричал в это окно Кордонский. — Мамаша, не отвлекайтеся. — Хрупкая легкая его теща, косматая, как Эйнштейн, опять промелькнула в окне, но уже в обнимку с большим телевизором. — Положите быстро телевизор на диван, бегите быстро-быстро! Бегите в залу держать стекло, ма-ма-ша-а! Сейчас уже будет! Начнется сейчас! Бегите в за-а-а-алу!!!
Теща проскочила обратно мимо окна уже налегке — обнимать горку с хрусталем.
Заскрипели ржавые качели на детской площадке. Тревожно.
— И-и-и-и!!! — кричит Гурин. — Паларию мою забыли!!! (Палария — это шляпа.) Эляна, иди домой, принеси мне паларию быстро. Я не могу идти, — схитрил трусливый Гурин, — кролики разбегутся. И гончаровская собака их сожрет, скотина. Иди ты.
— Так сейчас же будет трусить, Вася!
— А ничо-ничо… Ты бегом — и назад. Я же не могу без паларии. Мне холодно голове. Я ж абсолютно заледеневший стою тут с кроликами.
— Так землетрясение, Вася, будет вот-вот, как же идти? — робко Эляна.
— А ты быстро. Раз-раз! Туда и назад. Кому сказал?! Ну?!
Эляна кинулась за Васиной шляпой, как герой со значком ГТО: «Ищет пожарная, ищет милиция…» Бдительные соседи перехватили Эляну почти у входа в подъезд. Эляна забилась в их руках, как будто горит квартира, а в квартире остался партбилет.
— Эляна, куда?! Вы что?! Что вы его слушаетесь?! Как вам не стыдно, Гурин?! Не бойтесь, Эляна, мы вас в обиду не дадим! — Это соседи.
— Ой, а кто берет? Кто берет?! — пристыженно отворачивается Гурин.
— Вы подумайте, как Гурин плохо к жене относится, вы подумайте. Даже поколачивает. А у нее, между прочим, высшее образование.
— Ну и что, что высшее образование? Может, она училась на одни тройки или, хуже того, на заочном.
Где-то в какой-то квартире что-то громко ухнуло и загремело.
— Ой, кто вышел?! Доктор! Неужели это вы? Какая удача, доктор, что у нас планируется землетрясение. А что вы тут с нами, такой занятой человек? А! У вас тоже собирается быть землетрясение? Ой, доктор, вы же у нас человек-легенда. Так у нас все и говорят: Курицын у нас — человек-легенда. Мы все с вас гордимся, что вы в нашем доме сосед. Какая удача, что объявили землетрясение! Вас же в обычное время не поймаешь, доктор. А вы не посмотрите, что у меня тут выскочило? Вот так вот не видно, а если вот так стать и вытянуть шею влево, вот тут, тут… Вот-вот! О! О! Вам не видно? Не видно? От досада. Наверное, нету. Оно то выскакивает и чешется. То обратно заскакивает, и ничего, поэтому не видно. А вас же в обычное время нет… Что? К вам в поликлинику? А, хорошо, хорошо… А сейчас нельзя? А-а-а… Вам не видно… Ну так мы можем зайти к нам домой, я зажгу все лампочки… А-а-а… Ну, да, землетрясение, да…