Землетрясение в отдельно взятом дворе (сборник)

Гончарова Марианна Борисовна

Мама усадила Скрябу себе на колени и радостно сообщила: «Сейчас, Мурочка, тебе будет сюрприз». Скряба сразу поняла, что надо уносить лапы, потому что — знаем, едали — если сюрприз, значит, что-то будут совать — то ли в пасть, то ли под хвост, то ли в уши. И засуетилась. Но мама придержала Скрябин и приказала мне: «Включай!»

Я включила. Там забегало, запищало, затрепетало. Скрябин ахнула и замерла. Такое абсолютно человеческое, сосредоточенное, несколько тревожное внимание я видела только на одном лице.

У нас однажды был семинар по общественной дисциплине, какой —

не суть важно. У нас их было много, этих общественных дисциплин. И преподаватель наш Иван Фаддеевич Хребет спросил: «Вопросы есть?» И все сначала помолчали, это же иняз, какие вопросы по политэкономии, господи… Ну а я — мастер спонтанной реакции — сказала, да, есть вопросы. Ну и весь семинар мысленно сначала напрягся, а потом расслабился, чтобы получать удовольствие. И я спросила: «Иван Фаддеевич, а правда ведь, вы настаивали на том, что всегда надо выслушивать обе стороны». — «Да», — с опаской ответил Иван Фаддеевич Хребет. «Ну тогда почему мы изучаем первоисточники апологетов коммунизма, а первоисточники буржуазного национализма — нет, не изучаем. А?» Группа хоть и с иняза, но все поняла и выдохнула: «Йоооооо…»

Иван Фаддеевич Хребет много раз бывал за границей, поэтому был надрессирован быстро и четко реагировать на провокации империалистов. И он, глазом не моргнув, но посуровев лицом, ответил, что учебники по общественной дисциплине писали ученые с мировыми (мировыми — кто их знал в мире, наших Сусловых, кроме СССР, Болгарии и одного-двух случайных наших же резидентов в Монголии)… с мировыми именами. «Вы что, студентка Гончарова, им не доверяете?»

«Отчего же, конечно, доверяю, — ответила я. — А почему мы им не доверяем в случае с Марксом, Энгельсом и Лениным, что вынуждены перепроверять написанное идеологами с мировым (!) уровнем по первоисточникам…»

Вот как раз тот внимательный настороженный недоверчивый взгляд, это подергивание щекой и нервное бесконтрольное подмигивание глазом я и вспомнила, когда увидела, как Скрябин расширенными круглыми глазищами смотрит в монитор.

Недолго мы любовались. Скряба, которую невозможно даже сфотографировать, если она не спит, на этот раз застыла и даже забыла лапку с клавиатуры убрать — лапку положила туда и так сидела, втыкала мордой в экран. А потом вдруг как вскочит, как забегает вокруг, в лица нам стала заглядывать — мол, а это что-что? Растолкуйте и предоставьте быстро мне вот это загадочное, что пищит. И ведь не дура — стала изгибаться, шею тянуть и за монитор заглядывать. Под компьютер копать. А потом случилось быстро, дело техники — прыг на клавиатуру, два шага — дилит, энтер. И все — кина нема. Я его, конечно, достала из корзины, конечно. Но боимся, чтобы рефлекс не закрепился, чтобы Скрябин схему не запомнила «дилит-энтер». Потом в корзину залезет. Так она и до винчестера доберется… Это же Скрябин.

Так что кошка Скрябин получила новый опыт: она обнаружила, что на этой планете, кроме нее, в этом враждебном таинственном бесчувственном мире есть другие привлекательные особи, но и попутно сделала небольшое открытие, что по ту сторону монитора жизни нет.

А через час после киносеанса Скряба поймала мышонка. Сначала мы

думали, что она, как всегда, тягает свою игрушку, чтобы мы бросали, а она бежала, хватала и несла, чтобы мы опять бросали. Оказалось — живое мышА.

Мама говорит, что это или к холодам, или к тому, что наши соседи затеяли наконец ремонт и с первого этажа к маме в квартиру сейчас переберется вся остальная живность — у них много есть.

P.S.

МышА отобрали и выгнали во двор.

6

Скрябин открыла для себя что-то новое.

Вчера мы застали ее неподвижно сидящей кувшинчиком напротив зеркала на случайно оставленном там стуле.

Скрябин не сводила глаз со своего отражения. Она не мурлыкала и не рычала, как тогда, когда видела чужих котов и кошек, она не трогала отражение лапкой, она просто смотрела, иногда шевеля ушами и чуть-чуть наклоняя голову то вправо, то влево. И была поглощена этим до кисточек на ушах.

Это было совсем не про нашу кошку: она ведь, если не спала, все время была занята какими-то серьезными делами: играла с мышкой, шуршала чем попало, ела, шкрябала в своем горшке, царапала обои, мрачно рассекала по квартире в поисках кого укусить, точила когти на когтеточке и на всех креслах и диванах квартиры, бежала по любому звуку смотреть, а чего это там происходит и почему без нее, обследовала еще не обследованные, в основном верхние, плоскости, а тут вдруг такая подозрительная неподвижность.

И до меня дошло: умница Скряба как-то поняла, что это отражение. Она делала дело. Она сидела, любуясь собой.

Она отражалась.

7

Ночью с подоконника слышно было аппетитное чавканье — Скряба доедала каланхое.

Вчера застала Скрябин на кухонном столе — она ела сахар, сдвинув крышечку на сахарнице.

Как потом оказалось, соль она тоже попробовала, но сахар оказался вкуснее. Это на фоне того, что ее кормят дорогим элитным кормом для привередливых кошек.

Это все потому, что она ужасно любопытна, наша Скрябин. Сегодня она весь день крутит педали на раме разобранного папиного спортивного велика. Заберется, покрутит, отпрыгнет, понаблюдает. Опять запрыгнет, покрутит, отбежит. Смотрит — вид потрясающе глубокомысленный. Усы растопырены. Ерошит шерсть между ушами, почесывает в задумчивости затылок. Хмурит лоб. По-моему, она близка к открытию — изобретению колеса.

8

Скряба может понимать не только слова, сказанные вслух, она может читать и мысли.

Мама отдыхала в кресле, сердце побаливало, и она подумала: вот сейчас бы конфетку, от конфетки, бывает, сердце перестает болеть. Но встать — ну совсем не под силу, так она сидела и размышляла.

А Скряба нехотя, как будто ее насильно подняли, спрыгнула с маминых колен, потянулась кряхтя, мол, покоя нет в этом доме, легко взлетела на книжный шкаф, что-то оттуда сбросила к маминым ногам, не глядя, опять взобралась к маме на колени, свернулась в клубок и уютно засопела. Мама наклонилась поднять сброшенное — это была карамелька.