Земля 2252
Шрифт:
Слева сразу два полицейских бронеавтомобиля с пулеметами на крыше. По обеим сторонам дороги стоят полицейские в экзокостюмах, вооруженные автоматами. Всего у въезда в Загон девушка насчитала четырнадцать человек в темно-синей броне.
— Зачем так? — Женька кивнула блокпост, когда миновали поднявшийся при приближении такси шлагбаум.
— За этим забором все является собственностью Корпорации. Полиция охраняет ее имущество.
— И люди тоже собственность? — зачем-то спросила Женька. Словно и не принадлежала сначала Новосибирскому университету, а потом Владимиру Воронцову.
— Собственность, конечно, — ответил Дмитрий. — Разве это вас удивляет?
— Нет, — Ливадова вздохнула, — не удивляет.
— К тому же, — продолжил таксист, — в данном районе высокая террористическая угроза.
— Здесь?
— Именно. Как ни странно, но люди всегда борются за свои права, — говорил Дмитрий с неприкрытым раздражением, — даже рабы. У тех из них, кто живет в двести одиннадцатом, нет другого способа заявить о себе кроме террора.
— А вы откровенны.
Дмитрий метнул на девушку взгляд-молнию.
— Мы свободные люди. Можем иметь собственное мнение, — ответил он. — Это наше законное право. К тому же я не сказал ничего, что не говорилось бы в новостях. Ах, да. Забыл добавить, что права у рабов, конечно же, мнимые.
— Разумеется.
Женька подумала, что сказанное про свое мнение звучит, как заученная фраза. Словно Дмитрий часто ее повторяет. Но и сама Ливадова не была искренней, когда притворно согласилась, что у рабов прав быть не может, тем более побывав в этой шкуре. Все люди равны с рождения, но только не в фашистском государстве-корпорации, где Евгения уже несколько раз слышала, что прежняя Россия умерла.
Девушка разглядывала сектор для рабов. Он не был похож ни на один город, какой Ливадова когда-нибудь видела вживую либо по телевизору или в сети. Желтый автомобиль ехал по вымершей улице. Абсолютно пустой, ни одного пешехода на тротуарах, вымощенных ромбовидной плиткой. Куда ни посмотри, людей нет, кроме периодически встречающихся на перекрестках пеших полицейских патрулей.
Все сотрудники правопорядка облачены в экзоброню и вооружены так, будто собираются вступить в бой. Нередко пешие патрули были усилены бронемобилем. Однако вовсе не чрезмерные, как казалось Ливадовой, меры безопасности поразили девушку.
На идеально чистых и зеленых улицах с однотипными домами-многоэтажками Женька не обнаружила ни одного магазина, ни даже какой-нибудь блеклой вывески. Это был безлюдный, патрулируемый район-казарма. Либо район-тюрьма. Только автомобили, грузовики и реже автобусы, создавали впечатление населенных людьми улиц. Легковой транспорт почти не встречался.
Сектор для рабов создавал совершенно гнетущее настроение. Девушка была подавлена гораздо сильнее, чем от кварталов для полуграждан, контролировавшихся уличными бандами.
— Где же все люди? — негромко спросила Женька.
— На работах. Местное население централизованно свозят на заводы, они тут недалеко. Либо рабочие идут самостоятельно, если живут поблизости. Для собственности корпорации не выйти на работу — тягчайшее преступление. Но здесь еще неплохая жизнь, на горно-обогатительных комбинатах условия гораздо хуже.
Ливадова представила, как по утру улицы наполняются людьми, чья судьба быть живыми винтиками на заводах и фабриках. Без просвета и надежды, а по дорогам разъезжают полицейские патрули. Стало очень не по себе. Ливадова думала, что нет ничего хуже, чем жизнь среди проституток и наркоторговцев. Оказывается, есть. Не удивительно, что кто-то из неграждан-рабов становится террористами.
Женька вспомнила историю — она все же готовилась, чтоб поступить на исторический факультет и стала студенткой. В последние десятилетия существования царскую Россию охватила волна террора, и в обществе очень многие сочувствовали террористам. Не похож ли этим двадцать третий век на рубеж девятнадцатого и двадцатого столетия? Вон и Дмитрий с явным осуждением рассказывает о Загоне. Почти не скрывает, что противник нынешнего режима.
Ох, куда-то далеко уводят размышления, а на языке еще столько вопросов! Уж если Ливадова в новом для себя мире и вдруг получила возможность присмотреться к его дну, то стоит воспользоваться этим шансом и узнать побольше о новой для нее реальности. Чтоб знать, что нужно избегать любой ценой!
— Здесь нет магазинов. Где же берут продукты?
— Вы точно из глубокой-глубокой провинции, — хмыкнул Дмитрий. — Рабам зарплату не выдают. Их кормит и одевает собственник. Завтрак, обед и ужин получают в заводских столовых. Одежду тоже на предприятиях.
— Сколько же длится рабочий день?
— От двенадцати до четырнадцати часов.
— А дети?
Логично предположить, что дети тоже растут на заводах, если только там можно получить еду.
— Дети ужинают в столовых по норме-выдаче в зависимости от возраста. Столовая в каждой многоэтажке имеется. Туда могут и рабочие заглянуть. Зарплату они не получают, но кое-какие копейки имеют. Всякие бонусы и прочее.
— Дети только ужинают?
— А вы разве не знаете? Я ж рассказываю прописные истины.
— Нет, не знаю, — Ливадова поджала губы. Наверно, она задает странные вопросы для гражданки Корпорации, однако хочет их задать!
— Дети рабов завтракают и обедают в школах.
Женька даже заморгала от удивления. В школах? Чего точно не ожидала так это того, что бездушная Корпорация тратит деньги для рабов. Хорошо, Дмитрий в этот момент смотрел на полицейских, стоявших на очередном перекресте. Что-то долго они провожали взглядом желтое такси.
— Мы ж вымираем. В смысле человечество. Медленного, но верно, а дети рабов — это источник пополнения граждан во всех цивилизованных секторах мира. Если они с детства проходят правильный образовательных курс, то принимают вживление нетчипа. Становятся полугражданами, а там и до гражданства недалеко.
Таксист кинул на Ливадову взгляд, и как будто в нем промелькнула подозрительность.
— Если дети рабов соответствуют нужной галлогруппе, то могут претендовать на гражданство. Но таких все же не много, за Периметром потомков населения прежней России практически нет. Однако, согласитесь, статус полугражданина много лучше, чем рабство.