Земля и люди. Очерки.
Шрифт:
— Знаете, я до некоторой степени почвенник.
— Я пока не спрашивал, кто вы есть, по своему личному интересу, — сухо поправил его главный. — Вам пока надо решить: хотите вы работать здесь у нас или согласны ехать в одно из отделений? В отделении агроном, как вам известно, и швец, и жнец… У нас здесь, впрочем, тоже вроде этого. Только здесь больше канцелярщины. Гектары да центнеры, планы да отчетность. В отделении — к землице ближе…
И Костя Шуклин начал помаленьку-полегоньку втягиваться в совхозную работу. Пока он был вроде подручного у главного агронома. И пока, действительно, это было то, что неуважительно называется у людей
— Время — материал сыпучий, — сказал Иван Зотеич Укладников.
— Не верно и не ново, — живо возразил Костя Шуклин. — Есть какая-то фальшь в том, что времени приписываются свойства текучести или сыпучести. Хотя это делается с незапамятных времен. — Он засмеялся, вспомнив свое. — Между прочим, мне на экзамене по философии попал как раз этот вопрос: время как форма движения материи… И мы малость поспорили с преподавательницей. А с преподавателями спорить не следует, как, например, бегать от борзых.
— Нет, почему же, — все еще обмозговывал свое Иван Зотеич. — Не зря люди пользуются песочными часами, водяными…
— Клепсидрой называемыми. Вас бы свести с моим папахеном. Он любит под настроение развести всякую философическую муть.
Шуклин со стариком теперь встречались часто и, к своему удивлению, стали чувствовать нечто вроде потребности в таком общении. Замечание старика о текучести-сыпучести времени последовало после того, как Шуклин вспомнил, что вот и просверкнуло два года его работы в Топорковском совхозе совершенно незаметно. И еще Иван Зотеич справедливо указал, что в сельском хозяйстве, чтобы стало что-то заметно, надо проработать не год, не два. Он, Укладников, например, всю жизнь сюда положил, а как начнешь критически обозревать, что сделано капитально и долговеко, то вроде и похвастать нечем.
— А ты захотел за два года оставить видимый след на здешней земле. Вот, к примеру: досталось тебе поле, очень запущенное, заросшее овсюгом, сурепкой и другой нечистотой. И ты задался целью сделать его таким, чтобы любо-дорого было посмотреть. За два года ты, кстати, еще и не сумеешь его полностью освободить от сорняка, надо, пожалуй, два раза по два года. Но вот добился ты своего — думаешь, все? Перешло это полюшко-поле в другую бригаду, отвлекся ты от него на другие дела, глядишь, оно опять золотистое стоит…
Как всякий молодой специалист, Шуклин вначале думал, что стоит ему энергично взяться за какое-нибудь агрономическое дело, и уже через год всем будет заметно, какого знающего спеца-разумника хозяйство приобрело в его лице. Но прошло два года, и его начало уводить в другую крайность. Стало тоскливо думаться, что так и пойдет за годом год; время сгорает без заметной пользы, как насохшая хвоя вереска на костре, даже бездымно.
Разумеется, в селе засекли его отношения со стариком, их частые разговоры и чаепития. И про них стали говорить: черт с младенцем. Вообще мальчишеская внешность Кости причиняла ему одни неудобства. Пожилые женщины в селе говорили: какой молодюсенький,
Моложавость Кости была неудобством и по работе. Никогда нельзя было быть уверенным, что его распоряжения будут выполнены с одного слова. Похоже, люди рассуждали так: мало ли что этот малый выдумает, подождем, пока это распоряжение подтвердит кто-нибудь постарше.
С главным агрономом у Шуклина тоже складывалось как-то не путем. По времени — как-никак третий год работы — его положение в совхозе никак нельзя было назвать стажировкой. А по существу главный держал его на положении стажера. И против этого у Кости не хватало духу возразить. Понимал: главный держит его «на подхвате» вовсе не по небрежности к нему, а скорее, потому, что хочет дать ему возможность врасти в хозяйственные дела во всем их разнообразии.
Как-то самой ранней весной Костя приехал в третье отделение к агроному Казанцеву с пожеланием главного поколдовать там насчет составления новой ротации севооборотов. Он и заночевал у Казанцева, еще не справившись со всем, для чего сюда приехал.
Предварительный документ о севооборотах они набросали, но для чистоты исполняемой работы не мешало бы обойти поля, посмотреть, что на что будет приходиться в натуре.
Однако на полях еще лежало дивно-много снегу, как говорилось в здешних местах.
Вечером они разговаривали как раз об этом.
— А зачем? — сказал Казанцев но поводу желания Кости обойти поля. — Для тренировки икроножных мышц?
— Да как-то неладно. Сколько имею дело с агрономией, все слышу, что севообороты — ее основа, становой хребет. А мы превращаем составление их в формальноканцелярскую работу.
— Ну, называть нас канцеляристами я бы погодил. А насчет того, чтобы поблуждать по полям… Ты агроном начинающий, еще находишься. А мне сейчас в этом нужды нет. Я с завязанными глазами могу схему своих полей набросать. Как в армии заставляют пулемет разбирать-собирать.
— Да я не об этом. Уж после старокрестьянской трехполки сколько лет мы хлеборобствуем, а где севообороты ведутся строго-правильно?
— Строго-правильно? — переспросил Казанцев, как будто вслушиваясь в незнакомые слова. — А тебе надо строго-правильно? Для этого надо, чтобы нам госзадания по культурам не изменяли ежегодно. Тут даже слово такое выдумано: скорректировать. Вот мы и размещение культур «корректируем» каждый год…
У секретарши директора Софьи Васильевны в числе других обязанностей была и эта: подбирать для приезжающих жилье, кому какое, на ее взгляд, больше под стать. Глаз у ней на этот счет был зоркий.
Прикидывая, куда поселить нового агронома, она перебрала несколько вариантов, отвергая один за другим. К Лизаньке Хорошевой его, пожалуй, посылать не надо. Молод он, чтобы его селить к Лизаньке Хорошевой. Не понравится ему и у тех пожилых женщин, у которых изба всегда густо пахнет капустными щами, до позднего вечера преющими в печи, и кислой картофельной затирухой, заготавливаемой для поросенка сразу на сутки.
Она придумала наконец поселить молодого человека к бабке Лукоянихе. Бабка живет в доме из четырех комнат одна, помешана на чистоте и благообразии, Шуклину там найдется комната такая, что не отличить от городской благоустроенной.