Земля имеет форму чемодана
Шрифт:
— Нет, не сомневаюсь, — сказал Куропёлкин.
— Ну, если так, значит, всё моё, тело, душа, суть — твоё. И всё твое — моё. Мы с тобой — одно. И что же может тебя тяготить? Или всё же было что-то серьёзное у тебя с этой пловчихой в сиреневом купальнике?
— Серьёзное было у меня с другой купальщицей в сиреневом.
— Дуралей! — воскликнула Звонкова. И добавила несколько несвойственных её светскости выражений. — Дуралей! Я могу свои капиталы, чтобы быть только с тобой рядом, пустить по ветру, накормить детей Африки или выкинуть какую-нибудь нелепость! Я бы отхлестала тебя по мордасам, если бы не нынешняя ситуация. Я согласна быть твоей содержанкой, и, возможно, ещё и буду ею. Ты любишь
— Люблю! — сказал Куропёлкин.
— Погляди мне в глаза.
Через пять минут Куропёлкин прошептал:
— Какие у тебя ласковые и страстные губы. И какие прекрасные зелёные глаза.
И вспомнил.
— Дуралей! Истинно дуралей! — вскричал Куропёлкин. — Я сейчас.
В соседней комнате он изъял из своего чемодана картонную коробку и будто торт на подносе приподнёс её Звонковой.
— Совсем забыл! Они из вулкана Шивелуч. Геофизик и Геолог изучили их. И передали мне для подарка супруге с зелёными глазами. Учти — с благоговейными пожеланиями. Они ещё не обработаны ювелирами. Но может быть, и такими будут тебе приятны.
Звонкова открыла коробку и ахнула (не покоробила натуру Куропёлкина банальщиной «вау»), игра языков каминного огня вызвала и игру отбликов на зелёных камнях.
— Это мне? — спросила Звонкова.
— Тебе, тебе! Они понравились тебе? Это, пожалуй, моё единственное приданое!
— Подлец! Негодяй! — закричала Звонкова. — Наказать негодяя! Немедленно ведите его в опочивальню!
Но вести его в опочивальню было некому. Да и зачем идти туда, когда и здесь им было хорошо…
421
Была уже середина марта, а Баборыба так и не родила.
Степень народного возбуждения ослабла. Считалось, что ненадолго. В усадьбе Звонковой напряжение спало, и будто бы налаживалась семейная жизнь. «Жена», «супруга» секретный арестант Куропёлкин произносил с осторожностью, а отчасти и с удивлением, никак не мог привыкнуть к этим словам. Да и обращения «Нина Аркадьевна» и «Звонкова» были в разговорах скучны и неласковы, и Куропёлкин попытался вызнать, как именовали его подругу в детстве.
— Поняла, — сказала Звонкова. — Мать хотела назвать меня Алёной, но отец запретил сделать это. Он сказал, что все Алёнушки слезливы, а с ними таскаются глупые спившиеся братцы Иванушки. Но в его отсутствие мама называла меня именно Алёной, Алёнушкой.
Однажды Нина-Алёна была в Москве по делам, и Куропёлкин отважился позвонить во Владивосток, в приёмную комиссию университета, и поинтересовался, не может ли он восстановиться хотя бы на втором курсе истфака и дистанционно продолжить образование.
— Это сложно… — ответили ему. — Я плохо расслышал вашу фамилию. Повторите.
— Куропёлкин.
— Тот самый?
— Тот самый…
— Ну, с вами-то всё может решиться и в несколько дней!
И решилось. И восстановили Куропёлкина на третьем курсе.
422
И тут пронеслось: Баборыба вот-вот родит. Якобы и воды начали отходить. К несчастью, папарацци и телевизионные службы так и не раздобыли сведения о том, в какой клинике должна осчастливить планету роженица. А ведь уже было объявлено (и два месяца просветлённо-взволнованно звучали в эфире обещания телеглашатаев уровня самих Куценко или Нагиева), что всё будет чики-брики, камеры установят в палате роженицы (с её согласия), и сколько понадобится времени, столько и будет отпущено показу акта родов. Заказавший в Канберре самолёт, Держивёдра вернулся в Москву, но решением Центра Исследований Геонавтики появляться на родах ему было запрещенно. Держивёдра обиделся и пообещал уйти в женский монастырь. На одной из злободневных передач «Посмотрим и поговорим» из-под потолка
Кого-то пригрели взбучкой, а для успокоения населения на экраны вывели учёных из Центра Исследованийй Геонавтики, и они заверили людей в том, что организм Людмилы Афанасьевны Мезенцевой, кого часто и не по делу называют Баборыбой, крепкий и она благополучно родит. Бывают задержки, и в них ничего страшного нет. К ним в компанию допустили нумерологшу из Талды-Кургана, она стала шуршать блокнотами, выводила цифры и объявила с торжеством:
— Ну вот, у Мезенцевой четыре единицы, а у Куропёлкина — три, всё это прекрасно, и нечего беспокоиться.
— С кем я связала свою жизнь! — воскликнула Звонкова.
— Знаешь что, Нина-Алёна, я дал слово не проваливаться под землю от склок с тобой. Но есть и другие способы снимать напряжения. В пьесе «Лес» к актёру Счастливцеву, сытно и уютно проживающему у родственников, приходит мысль: «А не повеситься ли?». Ты наверняка смотрела «Лес»?
— Из всех лесных действий я знаю лишь представление «Прапорщики в грибных местах».
Шутила. Горько шутила.
— Ладно, Куропёлкин, извини, — сказала она. — Я сейчас успокоюсь. Ты же не бросишь меня?
— Помолчи, — сказал Куропёлкин. — Я человек, верный привычке. И однолюб. Ты лучше погляди на этого вертуна среди членов комиссии. Пока ты бушевала, его объявили крупным теоретиком, научным руководителем Мезенцевой и её творческим опекуном.
— Это же Трескучий! — чуть было не выругалась Звонкова.
— Трескучий-Морозов, — подтвердил Куропёлкин. — Но он теперь брюнет и ходит во всём чёрном.
— Чёрти что! — сказала Звонкова. — Я в увлечении тобой стала невнимательной. Только ощущала, что он чрезвычайно важничает и от него пахнет гуталином.
— Боюсь, что ты была невнимательна к нему и раньше. У него бонапартьи комплексы, и сейчас для начала он желает удовлетворить простейший из них. Комплексы его очень опасны для множества людей. А уж в реакции с удачей опекаемой им дамы можно будет ожидать и губительного пожара.
— Теперь успокойся ты, мой пожарный, — положила Звонкова ласковую руку на голову Куропёлкина.
423
Ещё один день прошёл спокойно. Хотя кое-что и происходило. Ни с того ни с сего в Москву нагрянула толпа бушменов. Они выкрикивали: «Баборыба!», других слов не знали, ходили по снегу босые, но с копьями, и их пришлось снабдить шубами. После чего они пропали. Московские казаки, при орденах, стояли на заставах в старании обуздать и не допустить феминистские движения. Соколы-сапсаны разгоняли ворон, способных гнусными звуками нарушить нервную систему ожидаемого дитяти. Из-под Киржача с полигона приволокли в московское небо опытный образец дирижабля. На одном из боков его был размещён портрет Баборыбы, а на другом — огромные фотографии двух русых близнецов, вылитых наследников Геонавта Куропёлкина. Вечером прожекторы и лазеры вцепились лучами в бока дирижабля, и блогер Таня Б. сейчас же откликнулся одобрением: «Блудный отец возвращается в семью».