Земля имеет форму чемодана
Шрифт:
— Так, — грозно сказала Звонкова. А сама дрожала. — Есть одно место. И если мы там Куропёлкина не отыщем, то, стало быть, он и вправду позволил себе провалиться под землю.
— Постарайтесь найти его, Нина Аркадьевна, а то ведь припишут нам измену Родине и подведут под пожизненное.
413
Одним местом и единственным, по разумению Нины Аркадьевны, был ночной клуб «Прапорщики в грибных местах».
И она не ошиблась.
Кажется, негоже было бы герою Геонавту шляться по ночным клубам и глазеть на голых мужиков, но для Звонковой поход сюда Куропёлкина был
— Евгений Макарович, нам с вами надо немедленно переговорить. Извините, барышня. Это на три минуты.
Куропёлкин поднялся и с явной будто бы неохотой поплёлся за Звонковой.
И тут на сцену клуба высыпали, выбежали все местные прапорщики, весь актёрский состав представления, и со сцены же прозвучали аплодисменты и возгласы: «Браво, Куропёлкин! Ай, молодца!»
Люди в зале оживились, раздались крики: «Браво, Куропёлкин!», но самого Куропёлкина отыскать не смогли, он сидел за столиком Звонковой спиной к залу.
— Милый друг Куропёлкин, через полчаса здесь появятся твои серьёзные коллеги в связи с нарушением тобой секретного режима. И ужесточат твой вольный стиль жизни. Я же могу сейчас же предоставить тебе безопасное жильё, против которого Центр исследований возражать не будет…
— Это какое же?
— В моей усадьбе. Или в твоей избушке. А если пожелаешь, то я могу уступить тебе свою опочивально.
— Зачем уступать-то?
— Встаём и поехали.
— Погоди… Я обещал ребятам… И мы договорились…
— Отметить твоё появление… Я догадываюсь о том, что ты обещал и о чём вы договорились…
— Ты мне кто — жена, тёща? И не ты ли сама подсунула мне в Саянах фотографию с волонтёрами-прапорщиками? А я соскучился по ним…
— Ну ладно, — сказала Звонкова. — Но только один номер.
И на сцене появился артист ночного клуба, атлет Эжен Куропёлкин, в борцовке Ивана Поддубного, совершил изумительное акробатическое действие (турник выволокли на сцену) с соответствием жанровым особенностям клуба, после чего борцовка Поддубного сама собой разошлась по швам, предоставив взглядам публики тело, достойное внимания греческих ваятелей. Если бы те, конечно, дожили до представлений «Прапорщиков в грибных местах».
414
Утром, после ночи в опочивальне, Нина Аркадьевна спросила:
— Куропёлкин, ты всё ещё считаешь себя порядочным человеком?
— Где и когда? — спросил Куропёлкин. — Я готов хоть сейчас!
415
Сейчас не сейчас, а через четыре часа они всё же расписались.
Рядом (относительно) стояли города — Сергиев Посад, Дмитров, Яхрома, Талдом, Солнечногорск, Клин. Все они были с просвещённым населением, а в Яхроме ещё и создавали горнолыжный курорт, там не только Куропёлкина могли бы опознать, но и скромно-незаметную в фейерверках бурной светской жизни Звонкову, и треску, и свисту вышло бы много, причём и самого что ни на есть поганого. Дуняша посоветовала молодым съездить в Рогачёво, бывшую районную столицу, ныне большое село, славное своей капустой и картошкой. Там наверняка ЗАГС имелся. Кстати, рядом в неблагополучии находился знаменитый Николо-Песношский монастырь с его собором шестнадцатого века, на него стоило взглянуть. Нина Аркадьевна наморщила лоб. Вспомнила наконец. В одном из её гостевых домов висела картина Натальи Нестеровой, ею самолично приобретённая. С видом именно Николо-Песношского монастыря.
В Рогачёве, действительно, сумели быстро и без осложнений расписаться. В автомобиле, будучи ещё неуверенной в удачном для неё завершении затеи (мало ли что выкинет Куропёлкин), Звонкова, в присутствии водителя и Дуняши, согласившихся стать свидетелями, принялась принуждать Куропёлкина дать ей Честное слово. Честное слово должно было подкрепить обещание (чуть ли не клятву) никогда, ни при каких конфликтах с ней не проваливаться под землю.
— Даю тебе Честное слово! — торжественно заявил Куропёлкин.
— Запомни! — сказала в волнении Звонкова. — Ты это произнёс при свидетелях.
— Дорогая моя невеста, — сказал Куропёлкин, — тебя величают Королёвой Точных наук. А я — из Неточных. А потому жизнь нам предстоит трудная, но я готов её выдержать и радоваться её взбрыкам.
— С твоим появлением в моей жизни, — сказала Звонкова, — я давно уже перестала быть Королевой Точных наук, чему чрезвычайно рада. А скоро наверняка стану такой же неточной и шальной, как ты!
— Это тебе надо? — спросил Куропёлкин.
— Надо, — с воодушевлением произнесла Звонкова. — Надо, Куропёлкин, надо! И спасибо за то, что ты стал для меня Пигмалионом.
— Никаких Пигмалионов! — воспротивился Куропёлкин.
— Ты будто испугался чего-то, — удивилась Звонкова.
— Я уже побывал и Шахерезадом, и Ларошфуко! — смутился Куропёлкин. — Ещё и Пигмалионом быть не намерен.
— Нет, тут что-то другое. — Звонкова покачала головой. — Рассказывай.
— А и нечего рассказывать. Когда-нибудь развеселю тебя одной историей. Но не сегодня.
416
Регистраторша отнеслась к молодой паре спокойно, не вскрикнула, не упала в обморок. Хотя, несомненно, удивилась чуть ли не домашним одеждам брачующихся. Кто такая Нина Аркадьевна Звонкова, она и представления не имела. А на Куропёлкина поглядывала всё же с пытливостью, старалась что-то вспомнить.
— А ты не Геонавт? — спросила вдруг она.
Звонкова собралась что-то натараторить, но регистраторша сказала:
— Я не видела церемонии, в огороде занималась делами, осень всё же. Но по радио его называли вроде бы Куропёлкиным.
— Мы однофамильцы, — сказал Куропёлкин. — Фамилия вроде редкая, но всякое бывает…
— Бывает, — согласилась регистраторша. И задумалась. Потом рука её поползла к телефонной трубке. Но не доползла. Расхотела.
Походили по монастырю. Молчали. Будто энергия радости в них иссякла. К тому же вид душевнобольных, для которых обещанный приютный дом так и не отыскали, вызвал мысли невесёлые. У сурово-строгого собора времён Ивана Грозного постояли (молча же) полчаса. Перекрестились.
И тут Звонкова вспомнила, сказала: