Земля имеет форму чемодана
Шрифт:
— Послужил уже и не раз, — сказал Куропёлкин. — А теперь пойду в дезертиры. Или повешусь. Или… Что ещё хуже… Вернусь под опеку госпожи Звонковой.
— А она вас, — рассмеялся Селиванов, — сразу и в Люк!
— Вы полагаете? — растерялся Куропёлкин.
— И это нам как раз было бы на руку! — воодушевился Селиванов. — Этот вариант нами даже не рассматривался. Надо же!
— Вряд ли Нина Аркадьевна, — неуверенно выговорил Куропёлкин, — способна за один и тот же проступок назначить повторное наказание.
— А это уже будет
— Я повешусь, — пообещал Куропёлкин.
— Не выйдет, — сказал Селиванов. — Родина не допустит.
— Посмотрим, — буркнул Куропёлкин.
— Я вас не запугиваю, Евгений Макарович, — сказал Селиванов. — Я просто стараюсь, чтобы вы привыкли или хотя бы начали привыкать к неизбежности нового подвига…
— За что мне это наказание? — вздохнул Куропёлкин.
— Да что вы, Евгений Макарович, — не выдержал Селиванов, — как баба нервная! Не хватало, чтобы вы ещё слезу пустили… Видимо, пришла пора свести вас с Бавыкиным…
240
— Да на кой мне ваш Бавыкин! — рассердился Куропёлкин. — Разговор с ним ничего не изменит. А обувь мне чинить не надо.
— То есть с обувью у вас всё в порядке?
— Да, — подтвердил Куропёлкин.
— Хорошо, — сказал Селиванов. — Стало быть, встречу с Бавыкиным устраивать не будем.
241
— Впрочем, Сергей Алексеевич, — вспомнил Куропёлкин, — одна из кроссовок у меня продырявлена гвоздём.
242
— Хорошо, — сказал Селиванов. — Ваша проблема с кроссовкой будет учтена…
И исчез.
Возможно, удалился (взлетел или унырнул) в своё измерение.
Но возможно, в этом же измерении помещался сейчас и сам Куропёлкин.
Что же касается объявленной дыры в кроссовке, то её не было. И зачем он придумал злокозненный гвоздь, толком Куропёлкин понять не мог. Будет ли учтена его проблема с якобы подраненной кроссовкой, его волновало мало. Хотя желание встретиться с надсмотрщиком над часовыми поясами и кое о чём расспросить его в Куропёлкине несомненно существовало.
Но Башмак молчал. А навязывать кому-либо общение с собой Куропёлкин не любил.
То, что его принялись готовить к новому подвигу (сброс в Люк, выходило, привёл к его первому, по чьим-то понятиям, подвигу), не могло не встревожить Куропёлкина. Какой он был остолоп! Убоявшись немилостей мироеда Верчунова и увольнения из ночных прапорщиков (на что жить-то в Москве?), сунулся в хозяйство неведомой ему мадам Звонковой. Где теперь Верчунов с фальшивыми песо? Но вдруг и его посчитали нужным вернуть на историческую родину? Только этого не хватало! Видеть его мерзкую рожу Куропёлкин не пожелал бы. А вот побывать в Грибных местах своих бывших коллег-артистов, даже таких, как Серёженька Стружкин и «шерстяные», он бы не отказался. А уж потрепаться с поручиком Звягельским вышло бы просто удовольствием.
«Стоп! — сказал себе Куропёлкин. — Расчувствовался! Может, мемуары начать писать о Грибных местах? Нечего жить приговорённым к подвигу! Бежать! И чем скорее, тем лучше! Не пугаться аллигаторов и ламантинов в майамских протоках, а придумать верный способ исхода отсюда…»
243
Но и в день своего решения ничего путного не придумал.
И дальше будто бы не спешил.
Однако уверил себя в том, что нечто остроумное и исполнимое придумает. И понял, что встреча с Бавыкиным нужна ему именно для того, чтобы придумать.
Вот потому-то, видимо, он и выкрикнул в спину уходившему Селиванову неожиданную и для него самого фразу о гвозде и дыре в кроссовке.
И положил себе: ждать.
Заказал новые книги. Среди них объёмно-увесистый Энциклопедический словарь.
И самое существенное. Заказал Дуняше на обед рекомендованную ему «Осетрину по-монастырски».
— О! Наконец-то! — обрадовалась Дуняша. — Ваш заказ будет одобрен Ниной Аркадьевной!
— Неужели она интересуется моими вкусовыми пристрастиями? — спросил Куропёлкин.
— Очень даже интересуется, — заверила Дуняша.
— И небось циферками заносит в долговую книгу ущербы от моих кутежей и пиршеств?
— Какой же вы мелочный человек, Евгений Макарович! — воскликнула Дуняша. — Да что значат для хозяйки ваши копеечные траты!
— Ну, если её не волнуют мои траты, то наверняка их учитывает господин Трескучий, — сказал Куропёлкин. — И всё им учтённое позже будет использовано против меня.
— Его сейчас здесь нет, — сказала Дуняша.
— А Нина Аркадьевна здесь есть, — будто бы лишь для себя произнёс Куропёлкин, — и её интересуют рыбные блюда…
Дуняша, похоже, ждала от него новых слов.
— А Башмак всё молчит, — сказал Куропёлкин.
— Это вы к чему? — насторожилась Дуняша.
— Молчит, и всё.
— Но вы ведь можете нажать на один из гвоздей, — сказала Дуняша.
— Вам это нужно? — спросил Куропёлкин. — Именно вам, Дуняша?
Ответить Дуняша долго не решалась.
— То есть и без моего нажимания на обувной гвоздик вы, Дуняша, можете обойтись? — спросил Куропёлкин.
— Могу, — подумав, сказала Дуняша.
— Из чего следует предположение, что у вас и без Башмака-путешественника есть способы связываться с важной для вас личностью…
— Это ложные предположения! — разволновалась Дуняша.
— Дуняша… — укоряюще протянул Куропёлкин.
— Прошу, Евгений Макарович, — взмолилась Дуняша, — никому не говорите о своих догадках!
— А мне и некому здесь говорить о чём-либо… — печально сказал Куропёлкин.
— Ой, Женечка! — воскликнула Дуняша-Шоколадница. — Не зарекайтесь! Вас ещё ждут радости! И приятные разговоры.