Земля надежды
Шрифт:
Джон посмотрел на него с ужасом.
— Они не могут так поступить!
— Им что, было так необходимо бежать из Лондона? Как трусам?
— Что вы можете знать об этом? Настроение сброда, собравшегося вокруг Уайтхолла, было достаточно воинственным. Были моменты, когда я боялся за их жизнь.
— Чернь! — презрительно усмехнулся придворный. — Они могли бросить им кошелек с золотом, и настроение тут же поменялось бы. Но если они бежали из Лондона, они могут совсем покинуть страну? За этим они торопятся в Дувр? Сесть на корабль, идущий
Джон покачал головой.
— Сегодня утром я расстался с женой перед конюшней в Ламбете, — сказал он. — Я едва понимаю, где я сам сейчас нахожусь, не говоря уже о том, чтобы рассуждать, что станется с королем, королевой и их королевствами.
— Что ж, бьюсь об заклад, они спасаются бегством, — бодро заявил молодой человек и добавил совсем тихо: — И скатертью дорога.
Потом он щелкнул пальцами, подзывая свою собаку, и вышел.
Путешествие в Дувр было долгим, утомительным и холодным.
Укутанная королевская семья ехала в карете, а Джон, держась за ремень, стоял на запятках, на месте ливрейного лакея. К тому времени, когда карета, грохоча, вкатилась в замок в Дувре, пальцы Джона посинели, холодный ветер выбивал слезы из глаз, каждая косточка на лице болела так, будто у него была лихорадка. Со своего места позади кареты он слышал из-за стука колес, как королева на всем пути по длинным замерзшим дорогам нескончаемо жаловалась.
Ту ночь они спали в замке Дувра, в лучшем комфорте. Потом целую неделю не трогались с места, не в состоянии принять никакого решения. Вначале ждали известий, потом решили плыть во Францию, пропустили прилив, передумали, снова стали ждать свежих новостей.
После беспорядков в Лондоне придворные мало-помалу собирались в Дувре, вельможи прибывали из своих поместий.
Каждый имел свое мнение, всех король выслушивал с истинно королевской любезностью, но прийти к единому мнению никак не могли — никто не был в состоянии действовать.
Пока в течение этой недели промедления король и королева бросались от одного решения к другому, к ним присоединилась одиннадцатилетняя принцесса Мария, которая должна была отправиться в плавание к своему жениху в Голландию. И обнаружила, что королева, ее мать, была крайне зла на дочь за то, что та собиралась выйти замуж за протестанта и покинуть семью в трудный час. Принцесса Мария не пыталась возражать матери и вести себя непокорно, но куксилась в красноречивом молчании.
На рассвете из Тауэра привезли два тяжелых мешка. Джон ни о чем не спрашивал, но по суровому выражению лица стражника, который ни на мгновение не выпускал мешки из виду, предположил, что король отсылает сокровища страны за море, вместе с женой, и что ростовщики Европы будут снова кружить над драгоценными камнями Англии, как ястребы над жертвой.
Наконец король и королева приняли решение расстаться. Принцесса Мария должна была отплыть в Голландию на одном корабле, королева и трое младших детей собирались
Пока королевская чета с трудом расставалась, Джон и прочие слуги ждали на причале на некотором расстоянии. Король держал обе руки супруги и нежно целовал их.
— Ты не уступишь им ни дюйма, — сказала королева.
Голос ее был требовательным и пронзительным, так что все стоявшие на причале могли слышать, как злая фея околдовывает короля Англии.
— Ты не сделаешь ни единой уступки. Их необходимо поставить на колени. Они должны знать, кто хозяин. Ты не должен даже говорить с ними, прежде чем не поставишь меня в известность.
Карл снова поцеловал ее руки.
— Нет, — пообещал он. — Л…любовь моя, моя дорогая, любимая. Я буду думать о тебе все время.
— Тогда думай о том, что я не смогу вернуться, пока ты не казнишь предателя Пима за измену! — яростно сказала она. — И подумай о своем сыне, которому ты должен передать наследство в целости и сохранности. А я соберу в Европе такую армию, что мы уничтожим их, если они не согласятся! Так что не уступай ни в чем, Карл, я не разрешаю!
— Моя дорогая, д…дорогая, любимая, — тихо повторял он.
Он поднял голову от ее рук, и она поцеловала его прямо в губы, как будто принимала у него торжественную клятву.
— Не забудь! — страстно воскликнула она. — Мы уже и так слишком многое потеряли из-за твоей слабости! Ни единой уступки без моего согласия. Ты должен сказать им, что это они должны признать свое поражение — и церковь, и армия, и парламент. Я — королева, а не рыночная торговка, и я не собираюсь торговаться с ними. Ни единой уступки.
— Счастливого пути, любовь моя, — нежно сказал он.
Наконец она ему улыбнулась.
— Да хранит тебя Бог, — сказала она.
Не думая о том, какое впечатление ее жест произведет на слуг короля, ожидающих на причале, она перекрестила его голову ужасным католическим жестом. И Карл склонил голову под знаком Антихриста.
Генриетта-Мария подобрала свои пышные юбки и осторожно взошла по сходням на отплывающий корабль.
— И не забудь, — повысив голос, крикнула она уже с палубы корабля. — Никаких уступок!
— Нет, любовь моя, — печально сказал король. — Я скорее умру, чем р…разочарую тебя.
Корабль отошел от причала, и король велел подать ему коня. Он сел в седло и поскакал вперед, один, по крутым склонам холмов, окружавших маленький город, стараясь не упускать из виду парус королевы. Он скакал и махал ей шляпой, пока все уменьшавшийся корабль не исчез окончательно в блеклом тумане, стелившемся по волнам. И помазаннику Божьему ничего более не оставалось, как медленно и печально вернуться обратно в замок Дувра и написать жене, обещая, что он всегда будет делать только то, что она посчитает правильным.