Земля наша велика и обильна...
Шрифт:
– На ваш выбор, Борис Борисович.
– Что-нибудь особое? – спросил я.
– Нет, полагаюсь на ваш вкус.
– Рискуете, – предупредил я.
– Как вам здесь?
Я огляделся чуть-чуть, сдвинул плечами.
– Каждая женщина по-своему хороша, каждый мужчина по-своему – плох…
Она заметила саркастически:
– Да, чисто мужской взгляд.
– А что, я должен быть всегда политиком?
Появился официант, молодой бойкий парень, но уже битый, сразу понял, что я не буду выпендриваться перед дамой крупными чаевыми, и тоже не стал выказывать чрезмерное поклонение, спросил
– Что заказываем?
Я продиктовал, уточнил насчет ростбифа, а когда он ушел, я спросил Юлию:
– Скажите честно, какова истинная цель… вот этого похода?
Она медленно подняла на меня взгляд, я буквально ощутил его тепло, а Юлия, помедлив, сказала:
– Вы думаете, что я вас просто утешаю. Или даже взволновалась, что покончите с собой… Нет, я в самом деле верю, что будет огромный интерес к вашему заявлению. И вам надо быть готовым.
Я поинтересовался:
– Юлия, вы в самом деле очень умная женщина и великолепный имиджмейкер. Как случилось, что вы работаете простым секретарем, хотя могли бы занять должность и повыше в других местах? А то и вовсе не работать и оставаться не стесненной в средствах… женщиной?
Она снова помедлила, лицо стало серьезнее, а голос чуть тверже и суше:
– Есть правило: хочешь сидеть на шее – раздвигай ноги… Я слишком себя уважаю, чтобы зарабатывать раздвиганием ног даже перед одним и тем же человеком. Потому я работаю. Из предыдущей фирмы уволилась из-за домоганий шефа. Это в Штатах строгие законы, а у нас все позволено. Хозяин фирмы в России всех работающих у него женщин рассматривает как собственный гарем. И женщины, что особенно противно, принимают эти условия. Дескать, так везде, никуда не денешься.
Я пробормотал:
– Так уж и везде…
Она слабо усмехнулась.
– Ну да, РНИ – исключение. Хоть вы на меня иногда и поглядывали раздевающе, но это не вы, Борис Борисович, а ваши мужские инстинкты. Вслух вы не осмеливались оскорбить ни словом, ни жестом, ни даже чересчур откровенным взглядом. В РНИ мне хорошо. И люди нравятся – честные, искренние, преданные, следующие своим принципам.
Я буркнул:
– Только тот, кто может подняться выше своих принципов, может сделать карьеру в политике. А у нас, вы правы, таких нет.
Официант принес салаты, шампанское, откупорил и наполнил бокалы. Я залюбовался тонкими пальцами Юлии, очень красиво и женственно держит фужер за длинную ножку, это умение тоже, видимо, преподается на курсах имиджмейкерства.
– За что? – спросила она и, не дожидаясь ответа, сказала поспешно: – Нет-нет, лучше молчите! А то брякнете какую-нибудь глупость или пошлость, все очарование спугнете. Давайте просто выпьем.
– За исполнение желаний, – добавил я.
Она слегка поморщилась, я все-таки брякнул банальность, она же и пошлость, понятно, что мужчины имеют в виду под исполнением желанием, глядя на красивую молодую женщину с полным фужером вина в руке. Затем в ее глазах блеснул смех:
– Под исполнением желаний вы имеете в виду ниспровержение противников?
– А что же еще? – спросил я. – Какие-то девяносто пять процентов политиков портят репутацию всех остальных, это не дело.
– Надо исправлять, – согласилась она. – Возможно,
Я посмотрел на нее пристально:
– Вы имиджмейкер или психотерапевт?
– Имиджмейкер обязан быть психологом, – отпарировала она. – Я просто вижу со стороны, что в вашу партию будет наплыв. Огромный!.. А кто не вступит, тот поддержит. Но для этого надо, чтобы вы победили на партийном съезде. Времени у вас мало, так что сегодня вы оттягивайтесь по полной, а завтра лучше бы приступить к работе с утра.
Я поморщился:
– Ну да, самое главное уже есть – костюмчик. А галстук вы мне завяжете.
– Научу завязывать, – ответила она. – Между прочим, тоже немаловажное занятие.
– Кстати, – вспомнил я, – а что вы имели в виду насчет оттягиваться по полной?
Она допила шампанское, я тут же наполнил снова. Юлия проследила взглядом за моей рукой и ответила со смешком:
– Вы еще спросите, какого размера я ношу «Always».
– Простите дурака, – пробормотал я с искренним раскаянием. – С политиками и даже с аудиторией разговаривать могу, а вот с женщинами то и дело попадаю впросак. Наверное, потому, что наши мозги все-таки устроены иначе. Я не имел в виду ничего такого…
Она отмахнулась:
– Забудьте. Без секса прожить еще можно, но без разговоров о нем – никогда. Это такие отдушины, я понимаю. В нашем мире, где все доступно, женщина без недостатков все-таки ценится гораздо выше, чем без одежды.
– Намек понял, – ответил я поспешно.
Она не спросила, что я понял, только в глазах заиграли смешинки. На помосте музыка стала громче, а к шесту вышла эффектно сложенная женщина, начала медленный танец, что ускорялся и ускорялся, мужчины хлопали, женщины за столиками смотрели с застывшими вежливыми улыбками, а танцовщица сбросила жилетик, оставшись в бюстгальтере золотистого цвета, затем, не прерывая танца, освободилась от юбочки.
Юлия посматривала на меня весело.
– Ну как вам?
– Здорово, – признался я. – Теперь понимаю, зачем занимаются шейпингом.
Она вздохнула.
– Да, но дома не назанимаешься. А ходить в фитнес-центры не всегда удобно. Да и времени на дорогу уходит больше, чем на занятия.
Танцовщица вертелась вокруг шеста, ухватившись обеими руками и запрокинув голову, волосы золотистой волной описывали сверкающую дугу. Когда она запрокидывалась назад, и без того крупная грудь выглядела совсем дразняще, вызывающе, я невольно начал прикидывать, какой она формы и когда же этот проклятый лифчик будет сброшен, а женщина все танцевала и танцевала, упиваясь умением, силой и ловкостью здорового натренированного тела.
– Нравится? – спросила Юлия.
– Да, – ответил я искренне. – Я думаю, что, если бы ей не платили вовсе, все равно бы танцевала и раздевалась.
Юлия медленно наклонила голову, то ли сомневаясь, то ли соглашаясь, а танцовщица сделала пируэт, ухватившись обеими руками за шест, на миг остановилась и дразнящим движением поддела пальцем металлическую скрепку в ложбинке грудей. Лифчик слетел, как отброшенный, я инстинктивно ожидал увидеть белую кожу, однако крупная, действительно крупная грудь идеальной формы покрыта таким же ровным загаром, как и все тело.